Ясно нашим, почему раздается фашистский «ахтунг!». Ясно и фашистским летчикам, почему их предупреждают. Двадцать самолетов врага сбил над Кубанью летчик Покрышкин. (А до этого — над Днестром, над Днепром, над Донбассом, над Доном — и еще двадцать.) Вчера лишь над станицей Крымской уничтожил Покрышкин четыре неприятельских «мессершмитта». Четыре в одном бою!

— Ахтунг! Ахтунг! Покрышкин в воздухе!

Начал войну Покрышкин в ее первый суровый час. В небе над Прутом, над нашей границей. Здесь и сбил он в воздушном бою свой первый самолет противника. Отсюда и начался путь Покрышкина. За первым сбит второй самолет врага. Вот третий. Вот сбито два самолета в одном бою.

Вот сам подбит зенитным огнем противника.

Снова бои, победы.

Вот снова чуть не погиб.

Снова полеты, бои, победы.

Снова смерть прошагала рядом. Снова на землю падал. Попал в окружение. Неделю шагал к своим.

Новый полет. Ударила пуля в воздушном бою в наушники. Один сантиметр от смерти.

А вот и вовсе нелепый случай. На Кавказе. На горной дороге. Ехал Покрышкин в кузове грузовика. И вдруг на спуске, на повороте сорвалась машина в пропасть. Опередил на секунду Покрышкин падение машины. Выпрыгнул на ходу.

Снова полеты, полеты, бои, победы.

И снова нелепый случай. И опять не в боевых условиях. Перевозили Покрышкина с аэродрома на аэродром. Вдруг катастрофа. Самолет на кусочки. Покрышкин цел.

Снова полеты, полеты, полеты. Снова бои, победы.

Все больше их. Больше. Вот сорок сбито фашистских уже самолетов.

Бежит, нарастает счет — 41, 42, 43, 44, 45… 51, 52, 53, 54, 55…

— Ахтунг! Ахтунг! Покрышкин в воздухе!

От первого до последнего дня войны сражался отважно с фашистами летчик.

59 самолетов врага сбил в воздушных боях летчик-истребитель Александр Иванович Покрышкин.

Стал он Героем Советского Союза.

Стал дважды Героем Советского Союза.

Стал трижды Героем Советского Союза.

Слава тебе, Александр Покрышкин, первый трижды Герой в стране.

Некоторые наши авиационные соединения, сражавшиеся на Северном Кавказе и Кубани, имели самолеты английского производства. Англичане были нашими союзниками. Поставляли нам отдельные виды своего вооружения. В том числе и самолеты-истребители. Были они двух марок: «аэрокобра», или просто «кобра», и «киттихаук».

Пристала как-то к летчикам, летавшим на «кобрах» и «киттихауках» собачонка. Приютили ее авиаторы. Стали думать об имени.

— Барбос.

— Жучка.

— Бобик, — идут предложения.

— Не то, не то.

Кто-то вдруг произнес:

— Кобрик!

Посмотрели летчики на самолеты «аэрокобра»:

— Кобрик?

Понравилось летчикам имя Кобрик.

Прошло несколько дней. Как-то вернулись летчики из боевого полета, видят, поджидает их еще одна собачонка. Морда веселая. Хвост колечком.

— Много вас тут. Есть у нас уже Кобрик, — говорят ей летчики.

Однако не уходит собачонка. Уселась, смотрит на летчиков. Глаза озорные. Морда веселая. Хвост колечком.

Приютили и эту летчики. Стали думать, как же ее назвать. Кто-то сказал:

— Киттихаук.

Понравилось летчикам — Киттихаук. Звучит необычно, звонко.

Поселились Кобрик и Киттихаук на военном аэродроме. Стали общими любимцами летчиков.

Провожают дворняжки в полет героев. Встречают друзей с победой. Возвращаются летчики:

— Здравствуй, Кобрик!

— Привет, Киттихаук!

То-то радость на летном поле.

Нелегкая жизнь у воздушных воинов. Тяжелые бои с фашистами шли на Северном Кавказе. Особенно упорные на Кубани. По нескольку боевых вылетов в день совершали военные летчики. Устают от полетов летчики. Сядут на землю. Валятся тут же на аэродроме прямо у самолетов с ног. Садятся рядом Кобрик и Киттихаук. Оберегают солдатский сон.

Наступали наши войска. Гнали с кубанской земли фашистов. Перемещались на запад, на новые аэродромы и авиационные соединения.

Взяли летчики Кобрика и Киттихаука к себе в боевые кабины. Поднялись в небо. Когда же совершили посадку на новом месте, случилось вдруг неожиданное.

Выскочил Кобрик из самолета. Глаза злющие-злющие. Зубы оскалил. Пытались летчики его приласкать. Рявкнул Кобрик и стрелой от людей помчался.

— Кобрик! Кобрик! — кричат летчики.

— Ко-обрик!

Не вернулся Кобрик назад. Не перенес он, видимо, перелета. Не родился, видимо, для полетов.

Умчался Кобрик. А Киттихаук при всех остался. Был он по-прежнему общим любимцем.