И дело, пожалуй, был вовсе не в Поле, так по-кре стьянски прагматично решившей вопрос их дальнейших отношений, а именно в том выходе, который она предложила. Хотя где-то в глубине души ее поступок несколько задел мужское самолюбие Вики, сейчас он в очередной раз попытался взвесить все «про» и «контра».

Правда, если быть честным, Вика допускал, что он какое-то время будет жить вместе с так нечаянно встреченной женщиной, но такой крутой поворот несколько сбивал с толку, ну а необычное предложение, сделанное ее новым кавалером, вообще загоняло Иртеньева в тупик.

Слишком уж неожиданным выглядело такое благородство, и Вика всерьез опасался, что за столь широким жестом наверняка что-то кроется. А дальше изощренный ум Иртеньева давал волю фантазии, и ему начинало казаться, что если его впрямь освободили, то, конечно же, в самое ближайшее время должно последовать некое предложение, которое и поставит все на свои места.

От этих мрачноватых мыслей Иртеньева отвлек довольно бесцеремонный тычок в спину. Вика повернулся и увидел перед собой туповатую рожу стрелка охраны.

— Слышь, это вроде как тебя мы подобрали на остановке? — грубо спросил стрелок и, демонстративно заткнув пальцем одну ноздрю, шумно высморкался.

— Ну меня, а что? — Вика подобрался.

— А то, что тебя к себе наш старшой требует… — стрелок оценивающе посмотрел на Иртеньева и, выждав паузу, пояснил: — Он там у себя, каюта у него в носе.

Дурацкий оборот речи неожиданно рассмешил Иртеньева, чуть сбавив возникшее где-то внутри напряжение, и он, хмыкнув, обошел стоявшего столбом стрелка, чтобы пройти к трапу, ведущему мимо колесного кожуха прямо на полубак.

Теперь, когда его смутное предположение подтвердилось и освобождение получило некое продолжение, Вика почувствовал странное облегчение. У Иртеньева появился даже своеобразный интерес к тому, что же еще предложат ему дальше.

У дверей, ведущих в каюту, а она на пароходике была одна, и потому гадать не пришлось, Вика задержался. Сначала он машинально отметил, что здесь на носу гораздо тише, чем на корме, и шум машины не так докучает, а потом, как бы в последний момент, решил еще раз бегло проанализировать все происшедшее за последнюю неделю, предшествовавшую столь резкому повороту фортуны.

Как оказалось, гэпэушник Василий был человеком слова. В то время, когда Иртеньев, сидя у себя в землянке, косо поглядывал на явно чувствовавшую себя виноватой Полю да гадал, верить или не верить всему услышанному, бюрократическое колесо завертелось в не свойственном ему темпе.

Во всяком случае, по прошествии всего одной недели замызганный пароходик приткнулся к берегу, а через каких-то полчаса в землянку примчался ставший необыкновенно льстивым Савоська и передал Иртеньеву распоряжение большого начальника «сей секунд» собираться «на волю».

Пока ошарашенный таким поворотом Вика соображал что к чему, Поля, всхлипывая и причитая, споро собрала все его вещи, добавив от себя так умиливший Иртеньева узелок с харчами, куда она заботливо сунула только что испеченные шаньги.

А потом, когда они уже вдвоем, как принято по обычаю перед дальней дорогой, сели рядом, Поля совсем по-бабьи разревелось, так что Вике, и самому терявшемуся в догадках, пришлось даже подыскивать какие-то слова, чтобы ее утешить.

И вот только теперь, когда и проводы, и посадка остались позади, все, что волновало Вику с момента появления захеканного Савоськи, должно было встать на место. Окончательно осознав это, Иртеньев подобрался и решительно толкнул дверь.

Как и ожидалось, «старшой» оказался гэпэушником Василием. Во время посадки Иртеньев его не видел и сейчас вздохнул с некоторым облегчением: каким бы ни был предстоящий разговор, теперь в любом случае речь пойдет начистоту.

Начальник, одетый в уже знакомую серую коверкотовую гимнастерку, сидел за крошечным столиком, пристроенным к стене каюты возле большого квадратного окна. На стук двери он поднял голову и, увидев Иртеньева, вполне дружески улыбнулся.

— Что, гусь лапчатый, небось, гадал, кто да зачем, или нет?

— Почему нет? — предложенный тон вполне устраивал Вику, и он, охотно подлаживаясь к собеседнику, усмехнулся. — Все так.

— Ты не обижайся, что я тебя не в своих хоромах держу, — гэпэушник показал на противоположную стенку каюты, где примостилась узенькая, заправленная солдатским одеялом, койка.

— Ну, какие тут могут быть обиды. Я ж ссыльнопоселенец. Спасибо, вместе с другими на палубу взяли, везете вот… — Вика демонстративно переступил с ноги на ногу и поинтересовался: — Так зачем звал?