— Как мне сказали, у этой Софьи Егоровны сын есть, он вроде как жил с ней, так, может, с ним можно поговорить?

— Эва, хватился! — добродушно упрекнула женщина Вику, забирая у него ставший совсем легким таз. — Как ты, милок, с ним говорить будешь? Он же пацан совсем…

— Ну все-таки, — мягко возразил Иртеньев.

— Да ты, видать, не понял, к чему я… В сиротский дом мальца определили, милок.

Женщина направилась к флигелю, Вика машинально пошел за ней и уже возле крыльца спросил:

— Может, вы скажете, где у вас этот сиротский дом? А то мне неудобно как-то, был здесь и не узнал, а так я выкрою время и зайду, поспрошаю…

— Да не зайдешь ты, милок, не зайдешь, — женщина задержалась на ступеньках. — В другой город его услали.

— Хоть бы узнать, в какой… — сокрушенно вздохнул Вика, и тут женщина, видимо, окончательно проникнувшись к нему симпатией, сказала:

— О, совсем запамятовала! Витька, это сын Егоровны, моему внуку Петьке намедни письмо прислал. Пойду гляну, а ты тут погодь, милок, а то у меня в комнате парко.

Женщина скрылась за дверью, и Вика, оставшись один, смог наконец-то осмыслить услышанное. То, что его сестра умерла, Вика до конца осознал только сейчас, и сразу все его планы, расчеты и предположения в очередной раз пошли псу под хвост.

Больше того, Вике стало не до своих забот, и всеобъемлющая скорбь медленно охватила его, заставив в который раз вспомнить прошлое и те незабвенно-счастливые дни, которые беззаботным мальчишкой он провел именно в этом доме…

Из этого странного состояния полупрострации Вику вывел прозвучавший почти над самым ухом вопрос:

— Эй, милок, ты эт чего?..

Вика встрепенулся, как смог взял себя в руки и, осознав, что женщина, успев вернуться, уже стоит рядом, держа в руках смятый конверт, быстро спросил:

— Это то письмо?

— Да тут, такое вышло, милок… — женщина чуть виновато посмотрела на Иртеньева. — Петька-то, вахлак этакий, само письмо куда-то закинул, вот конверт только и валялся…

Вика взял конверт, покрутил его в руках и, увидев четкий штамп и обратный адрес, как бы между прочим, поинтересовался:

— А поговорить-то с вашим Петькой нельзя?

— Ну, он как с утра на реку убег, то только вечером и заявится. Так что звиняй, милок…

Женщина сочувственно покачала головой, вздохнула и, оставив не нужный ей конверт Иртеньеву, ушла в дом. А на Вику ее слова о реке произвели странное впечатление. В памяти почему-то возник старый колесный пароход, носивший новое название «Пестель», на котором они с Быком плыли сюда и где Васька успел посвятить Иртеньева в свои замыслы.

Конечно же, ход Васькиных размышлений оказался весьма убог. По его предложению, им следовало отправиться на какой-нибудь курорт, где Иртеньев, знакомясь с состоятельной публикой, мог выяснить, у кого есть деньги, а потом уже Бык, действуя «по наводке», потрошил бы очередного фраера.

Нечего и говорить, что в душе Иртеньев сразу отверг такую перспективу, но сейчас, глядя на закрытое окно мезонина, Вика по странной ассоциации вдруг вспомнил свои детские шалости, и именно они натолк нули его на одну мысль…

Время повернуло к полуночи, и в наступившей тишине было хорошо слышно, как в расположенном за три квартала городском саду духовой оркестр доигрывает последний вальс. Вика, стоявший под тем самым длинным навесом, опиравшимся на чугунные колонны, посмотрел в оба конца темной улицы и, не заметив ничего подозрительного, смыкнул топтавшегося рядом Ваську Быка.

— Пора…

Кольцо калитки слабо звякнуло, и две тени проскользнули во двор. В окнах флигеля не замечалось и огонька, свет фар одиноких автомобилей, изредка проезжавших по улице, сюда не проникал, и оттого темнота здесь казалась особо густой.

Не выходя на середину двора, Вика и Бык осторожно прокрались к тому месту, где от угла балкона с крыши спускалась водосточная труба. Тут Вика, нащупав вбитую в стену скобу, первым делом проверил ее на прочность. Потом, держась обеими руками за трубу и пользуясь скобами как ступеньками, он начал осторожно подниматься вверх.

Забравшись на балкон, Вика принялся осматриваться, и в этот момент влезший следом Бык, зацепившись за что-то, чертыхнулся. Вика зло цыкнул на Ваську и на всякий случай прислушался, но похоже, в доме все было тихо.

Освоившись, Вика подошел к окну и провел рукой по краю рамы. Нащупав едва заметную вмятину, Иртеньев хмыкнул, достал перочинный нож и стал ковырять раму лезвием. Вниз посыпался всякий мусор, и уже через минуту, вставив палец в расковырянное гнездо, Вика ногтем прочистил паз, сделанный на металлическом стержне оконной защелки.