— Вот и я о том… Пойдет писать губерния! Ему бзык со страху, а нам группу и резидента ищи…

— Да, карамболь… — капитан проглотил матюк, который висел на языке, и уже по-деловому спросил. — Ну что, будем брать?

— Зачем? У нас, мать его так, и настоящих хватает… На хрена нам еще и липовые?

— А тогда что делать? — не понял капитан.

— А вот что, — начальник уже принял решение. — Биндюжина с его фантазиями — в дивизию, нехай сами разбираются. А вот инженера этого мы у себя в гарнизоне оставим. Нам инженер пригодится, пускай до поры строит что надо, кумекаешь?

— Гм, а они отдадут?

— А куда денутся? Связи-то у нас.

— Точно. Группа. Он, она и этот поляк.

— Тем более машину тут оставили. Зачем?

— Выходит, не иначе как передатчик возить, — допустил капитан.

— Да, эдак чего хочешь наизобретать можно… — начальник усмехнулся, однако тут же решительно заключил: — Но оставлять так и так надо. Раскрутят они там у себя дело, ну и пожалуйста, у нас все тут.

— Значит, смотреть будем? — решил капитан.

— Само собой. Раз начали, закончим… Меня, признаться, машина и в самом деле смущает. На кой черт им эти хлопоты? Автомобиль-то какой?

— Смершевец говорил, «опель», а какой, не знаю.

— Выясни. Через милицию уточни, куда пристроят.

— Слушаюсь, — капитан уже полностью перешел на деловой тон.

— Значит, так и решим, — начальник хлопнул ладонью по столу. — На инженера пусть оформляют запрос по всей форме. Ты давай в Смерш, узнай, что там у них, а я здесь, на своем уровне подсуечусь малость…

На следующий день, где-то под вечер, с шинелью через руку, сидором [16] за плечами и с чемоданом в руке тихим переулком шел Виктор. Остановившись возле знакомой ограды, он поставил чемодан на бордюр, и принялся рассматривать особняк.

Еще новый, скорее всего предвоенной постройки, двухэтажный дом выглядел жалко. Металлическая сетка, натянутая вдоль тротуара, еще кое-как держалась на поржавевших столбах, однако двор и сад имели заброшенный вид, штукатурка фасада была выщерблена, а половину оконных стекол заменяли фанера и куски кровельной жести. Что же касалось крыши, то она вообще с одной стороны была снесена взрывом.

Кончив приглядываться, Виктор хмыкнул, подхватил чемодан и решительно поднялся по ступенькам парадного. Богатые, но сильно ободранные двери украшала медная ручка и врезной звоночек с круглой надписью «Прошу кшенциць» [17] . Виктор провел пальцами по выпуклым буквам и решительно крутнул флажок. Раздался мелодичный звонок, звук его потерялся где-то внутри, и вокруг воцарилась тишина.

Ждать пришлось порядочно. Но в конце концов за дверью послышалась возня, и немного позже донеслось испуганно-недоверчивое:

— Кто там?

— Я… Открывай, не бойся.

— То ты? — Двери мгновенно распахнулись, на пороге появилась Эля и голосом, в котором теперь радость мешалась с удивлением, спросила: — Цо си стало?

— Ничего не стало. Просто меня в гарнизоне оставили, — Виктор показал на чемодан и усмехнулся. — Вот, пришёл на квартиру проситься… Как, примешь?

— Куда? — не поняла Эля. — На квартиру?

— Ну, непонятливая! — рассмеялся Виктор. — Ну не хочу я в казарме жить.

— Так ты ко мне?.. Жить?

Судя по всему, Эля придавала словам Виктора какой-то особый смысл и потому, не зная как ответить, молчала. Виктор видел, что она колеблется и, не понимая в чем дело, пожал плечами.

— Ну, если ты против, я пошел…

— Да нет, нет, что ты! — спохватилась Эля. — Заходи! Только у меня же все разгромлено…

— Ну, это мы посмотрим, — весело отозвался Виктор и немного боком, так, чтобы чемодан не мешал, прошел в двери.

На этот раз все в доме показалось Виктору совершенно другим. И хотя дом внутри и вправду был сильно побит, лейтенант смотрел вокруг совсем по-другому. Он знал, что, по крайней мере, одна комната, та, в которой проходила бимба, вполне пригодна для жилья, а коридор нуждается лишь в косметическом ремонте, и вдруг поймал себя на мысли, что у него неожиданно появился чисто хозяйский взгляд.

Тем временем Эля завела его в свою комнатушку и тихим, слегка разочарованным тоном, пригласила:

— Ну вот… Живи…