— Смотря как. Смотря сколько.

— Сведи меня с ребятами, которые у генерала чемодан сперли.

— На кривой крючек ловишь, хозяин, — ответил парень.

— У меня дело чистое.

— Докажи.

Шорохов вылез из лодки, подал парню руку, помог ему перевалиться через борт. Двигался парень с трудом. Не отпуская его руки, Шорохов спросил:

— Чем доказать? Ты Бармаша знаешь?

Парень, несмотря на всю свою одеревенелость, вздрогнул.

— Я его тоже знаю, — продолжал Шорохов. — Надо с ним встретиться. Откажешься, спрашивать с тебя будет он.

Некоторое время они оба молчали.

— Пошли, — сказал парень.

— Пошли.

— Но это в Нахаловку, дядя.

— И что?

— Мимо Привоза. Напоремся, я только за себя отвечу.

Шорохов не отозвался. Врать, что не боится, не хотелось. Идти все равно надо.

Очень долго пробирались они по темным и узким улочкам. Наконец, парень поскреб ногтями по стеклу темного окошка. Открылась дверь. Миновали темные сени. Парень толкнул низкую дверь. Комната была крохотна. Длинный узкий стол посредине, на нем коптилка. Лавки у стен. Ничего больше.

— Посиди, — сказал парень и оставил его одного.

Шорохов сел на лавку, облокотился о стол. Влезть-то влез. Знать бы, не зря ли?

Сквозь тонкую переборку за своей спиной он слышал какую-то возню, бормотанье.

Выглянул за дверь. Здоровенный, лет под сорок, широкий в плечах дядька преградил дорогу:

— Ты куда? Сиди.

Вернулся на скамью. Денег у него с собой тысяч семь. Послать за спиртным?

Опять вышел в сени. Услышал:

— Сиди.

Протянул в темноту две пятьсотрублевки:

— Может, кто сходит за гарью?

— Сиди! — дядька плечом оттеснил его в комнатку.

Влип.

Начали появляться еще какие-то люди. Из-за слабого света все они казались одинаковыми: серые, длиннорукие. Молча садились на скамейки, пододвигались к нему. Вот чьи-то руки стали его обшаривать.

Вжался в угол. Наган у него есть. Если успеет, будет стрелять, хотя в такой тесноте ничего это не даст.

В сенях раздались быстрые шаги, вошел Бармаш. Сказал:

— А-а, ваше благородие… И что вашему благородию надо? Счет за того музыканта? Дело дохлое… Нет? Тогда другой разговор.

Шорохов начал тоже без «здравствуйте», вообще без каких-либо предварительных слов:

— При посадке на корабль к англичанам, у генерала Постовского украли чемодан. Было?

— Тебе надо чемодан генералу вернуть?

Тишина в комнатенке взорвалась хохотом. Шорохов внезапно обнаружил, что отгорожен от Бармаша какими-то фигурами, что и сзади на него навалились, держат за плечи, за руки. Ответил:

— Чемодана не надо. Портфель с бумагами. Так всем будет лучше.

— Грозишь? — отозвался Бармаш.

— Тебе и всем твоим — нет. Просто ничего вам с этими бумагами не сделать. Зря пропадут.

— У тебя не пропадут?

Сказать правду? Мол, окажете этим великую услугу той силе, которая вот-вот завладеет городом. Но кто его знает, этот воровской мир? Однако из того, как шел разговор, определенно следовало: портфель с бумагами в том чемодане был. Вполне возможно, тот самый, который надо. Ответил:

— Причем тут я! Мне сказали, я делаю…

Они остались втроем: он, Бармаш и дядька, что караулил у двери.

— Принеси, — сказал Бармаш, качнувшись в его сторону. — И не волынь…

Портфель был кожаный, черного цвета, в углу — серебряный прямоугольник с монограммой — лежало в нем, пожалуй, сотни четыре листов, исписанных от руки, покрытых печатными строками. Наугад вытащив один из этих листов, Шорохов прочитал: "Список агентов наружного наблюдения Киевского Губернского Жандармского управления". Дальше, до самого низа листа, шел столбец из фамилий.

— Это тебе и нужно? — спросил Бармаш.

— Да. Если на то пошло, могу заплатить. Хотя платить за такую гнусь: списки подушников, которые по трояку за голову брали…

— Хочешь посчитаться?

Ответил вопросом:

— Ты не хотел бы?

— Сам из тех, на кого доносили?

— Из тех.

Лихорадочная дрожь трясла Шорохова. Без этих документов он уйти отсюда не может. Обещать что угодно. Не выйдет — схватить и бежать. В нагане семь патронов. Осторожничать — случай не тот. Только бы в сенях никого не было!

— Бери, — сказал Бармаш. — Теперь квиты.