– Успокойтесь, ай хала, – подался вперед старик. – Зачем кричать? Кто-то в этой ситуации должен оказаться умнее.

– Да если бы люди это понимали… – махнула рукой Зейнаб.

– Собакам – собачья смерть! – не унималась женщина.

– Тихо там! – сбавил скорость водитель автобуса. – Мне только скандала тут не хватало! Высажу на шоссе, дальше пешком пойдешь!

Женщина раздраженно фыркнула. Но умолкла.

– Вера? – зашептала Марья.

– Всё в порядке, мама. Спи.

Товузский автовокзал к вечеру почти опустел. Вера хотела подождать, пока пассажиры выйдут из автобуса, но потом решила, что среди людей будет как-то спокойней. Она пропустила вперед старичков, за ними – Марью, а сама пошла следом.

– Будь осторожна, – задержал ее за локоть водитель автобуса. Вера обернулась, поймала его сосредоточенный, неулыбчивый взгляд: – Станешь брать такси, поищи серый «москвич», номер легко запо-мнить – 19–45. Год победы. Скажи, что тебя Ибрагим отправил. Это я. Водителя я всю жизнь знаю, он мой друг, очень хороший человек. Он вас довезет без происшествий до Алябайли. А дальше… Как-нибудь сами.

– Спасибо, – Вера запереливалась глазами, – спасибо.

– Идите с Аллахом.

Серого «москвича» у автовокзала не оказалось. Вера поймала первое такси – времени на то, чтобы перебирать водителей, не было – чем дольше стоишь на виду, тем больше привлекаешь к себе ненужное внимание.

– Тридцать рублей, – сверкнув булатными зубами, отключил счетчик таксист.

– Почему так много? – запротестовала Марья.

– Потому что ехать к границе. Не всякий туда на ночь глядя поедет.

– Все нормально. – Вера усадила Марью на заднее сиденье, сама села вперед – подумала, что лучше находиться ближе к водителю, на всякий случай. Чтобы, если тот что-то заподозрит и попытается как-то навредить ей, можно было дать отпор – ударить, вцепиться в лицо или, на худой конец, крутануть руль машины. Просто так сдаваться Вера не собиралась, не затем она проделала весь этот долгий путь, чтобы погибнуть в тридцати – сорока минутах езды от армянской границы.

Ее очень беспокоила Марья – чем ближе оказывалась спасительная граница, тем больше она суетилась и волновалась.

– Мама, в сумке термос, – Вера постаралась говорить ровным, безмятежным голосом, – налей себе воды и накапай валерьянки.

– Сердце болит? – отозвался водитель. Он притормозил на светофоре, обернулся к Марье, потом глянул на Веру. – Русские?

– Русские, да. Мама после второго инфаркта. Вот, везу к себе. Пусть поживет у нас, наберется сил.

– Давно переехали в Алябайли?

– Двадцать лет уже.

– Моя свояченица там живет, я часто у них бываю. Но вас что-то не припомню.

– Ну, село большое, всех не упомнишь.

– А где вы живете? – Водитель свернул направо, выезжая на боковую улицу.

Вера напряглась.

– Зачем вы повернули направо? Нам ведь прямо ехать.

– Раз уж в Алябайли едем, возьму кое-что, завезу свояченице. Тут недалеко, пол-улицы проехать.

– Вера, а где валерьянка, что-то не найду, – позвала Марья.

– Посмотри в левом кармашке сумки.

– Поискала, там ее нет.

Машина затормозила у небольшого одноэтажного дома.

– Я быстро. – Водитель вышел, громко хлопнув дверцей. Долго рылся в карманах, чиркнул спичкой, закурил. Прошел вразвалочку к калитке. Вера подождала, пока он скроется из виду, потом обернулась к Марье:

– Мам, ты, главное, не дергайся. Чем спокойнее мы будем – тем лучше для нас.

– Не доверяю я ему. Он нехороший человек, я это чувствую.

– У нас нет выбора. Через час-полтора совсем стемнеет. Что мы будем делать на улицах азербайджанского города? Куда пойдем? Мы даже в гостиницу не можем заселиться!

– Хорошо, доченька. Я буду тихо. Обещаю.

Вера отобрала у Марьи термос, налила в крышку воды. Порылась в сумке, зацепилась рукой за что-то холодное, вытащила. Это оказалась серебряная чайная ложка, которую отец привез в подарок Марье, с оттиском на расписной ручке «Баку, 1913 годъ».

– Откуда она тут взялась?

– Это я положила. На удачу.

Вера убрала ложку в карман пальто, завозилась в сумке, нашарила пузырек с валерьянкой. Накапала тридцать капель, протянула Марье – пей!