– Ну и?

Люба брезгливо поморщилась, представив, как Иванов подслушивал под дверью гостиничного номера. Воровато озираясь и алчно облизываясь, он уже тогда наверняка, мразь такая, сообразил, как поудачнее использовать эту пикантную информацию.

– Ну и слышал, как вы там койкой гремели. – Серега хлопнул ладонь о ладонь. – Прихожу к тебе, а ты вся в горе. Чё тут думать-то? Факт тебя новый хозяин перегнул через колено. А ты теперь снова здорово маешься, что опять своему Киму изменила. Ревешь вон. Рожа, что брюква вареная. Два плюс два – станет четыре.

– Пускай будет четыре, дальше-то что?

Ей неожиданно сделалось все безразлично, будто лопнула внутри нее какая-то пружина, удерживающая ее горе и страх перед разоблачением около сердца.

– Как что? – Иванов совершенно искренне изумился. – А если я рот открою?!

– Открывай. Нас видел не ты один. И в ресторане. И в гостинице. Город небольшой. Слухи разносятся быстро. Завтра весь завод будет знать, что Хелин переспал со мной. Может, ему того и надо?

– Зачем это? – Серега изумленно захлопал пушистыми девчоночьими ресницами.

Знать бы ей самой – зачем!..

– Затем, чтобы всякая мразь, вроде тебя, стороной меня обходила и не смела пикнуть в мою сторону. Чтобы головы даже повернуть боялась, когда я по улице иду. Чтобы боялись, понял! Боятся, значит, уважают! Тебе ли не знать об этом, Иванов! А теперь взял свою гнусную задницу в руки, быстро собрал свой харч, и свалил отсюда, чтобы духу твоего здесь не было. И если еще раз посмеешь мне позвонить, или, не дай бог, наведаться, я не знаю, что с тобой сделаю. Нет! Знаю! Я скажу Хелину, и твое условно-досрочное освобождение закончится так же внезапно, как и началось. Вон!…

Надо же, даже его проняло, невзирая на беспринципность.

Серега собрался в считаные минуты. Попихал в пакет все, что не так давно высыпал на ее стол. Не побрезговал даже нарезанной колбасой, стряхнув ее с тарелки прямо на фрукты. На бегу натянул куртчонку, сунул ноги в ботинки, даже не удосужившись их зашнуровать, подхватил пакет одной рукой и тут же без промедления взялся другой за дверной замок. Но Серега был тем, кем его произвела на свет природа-мать. Уйти просто так – без последнего слова – он, конечно же, не мог. Поэтому перед тем, как скрыться с ее глаз за дверью, он повернулся и загадочно обронил:

– Ты, Любка, самая глупая баба из тех, что я встречал в своей жизни. Образованная, но очень глупая. Поэтому тебя и пользуют все, как хотят. Все! Начиная с Кима и заканчивая Хелиным. И вляпаешься ты со своим миллионером в такое дерьмо, что… Что не выбраться тебе оттуда никогда живой и здоровой. А я тебе не помогу, так-то вот…

И ушел, скотина такая. Даже двери не закрыл за собой, оставив ее приоткрытой на четверть.

Люба затворила ее, привалилась к ней спиной и какое-то время сосредоточенно перебирала в уме все услышанное от Иванова. Что-то показалось ей в его словах тревожное. Да, да, что-то было такое – тревожное и ускользающее. Что именно? Понять бы, что она пропустила…

Услышанного было не так уж и много, и все сплошь гадкое.

Сначала он угрожал ей разоблачением. Это, по большому счету, сущая ерунда. Она, в конце концов, взрослая одинокая женщина. Может иметь секс с кем и когда захочет. Почему не с Хелиным?

Конечно, ей это противно – как сам секс, так и возможность огласки. Но уж так прямо убиваться из-за этого не стоит. Не она, как говорится, первая, и не ей счет завершать. Да и Хелин оказался не таким уж плохим любовником. Даже делал робкие попытки проявить непонятную, необъяснимую нежность.

Так, это проехали…

Что еще наговорил ей тут противный Иванов?

Что ее интрижка бедой закончится? Кажется, так. А с чего бы ей заканчиваться бедой, скажите на милость? Уж большей беды, чем брак с ним самим, и придумать невозможно. Вранье, измены, потом кражи. Кончилось все милицией, допросами, а продолжилось изнурительными свиданками за колючей проволокой. Бр-рр, до сих пор вспоминать тошно.

Так, это тоже не то, из-за чего бы у нее внутри заныло.

Что тогда? Что? Что? Думай, думай, думай!!!

Ким! Вот что ее, оказывается, задело!

Иванов обмолвился, случайно ли нет, будто бы ее все пользуют, начиная с Кима и заканчивая Хелиным. С Хелиным разобрались. А вот почему Ким? Как, когда, каким, черт возьми, образом он мог ее пользовать, использовать или что там имел в виду ее бывший непутевый? Может, он наврал в очередной раз, а? Может, умышленно хотел сделать ей больно? Вот ведь мерзавец! Заронил в душу сомнения, а ей теперь думать и мучаться: когда же Ким мог ее использовать.