Она устала. Хотелось на улицу, глотнуть воздуха, пропитанного свежестью и влагой. Уже и холод не пугал. Больше пугало другое…

Ну, привезут они сейчас все это к ней домой. Ну, расставят по углам. Она, может, даже найдет в себе силы сделать уборку. Выбросит мусор, повесит новые шторы. Их, правда, еще нужно будет купить.

Купит… Расставит… Наведет порядок… А дальше-то?.. Дальше-то что?!

Снова пустота, снова одиночество, снова тоска по тому, что могло бы сбыться, да так и умерло в мечтаниях…

Звонок мобильника застал ее как раз в тот момент, когда она, как никогда, была близка к слезам. Задрала подбородок к небу и пыталась их проморгать. И губы кусала больно, чтобы отвлечься. Генка был занят тем, что руководил погрузкой ее новой мебели, и совсем не обращал внимания на ее отчаяние. А вот Хелин словно чувствовал.

Как у нее дела?! Чем она занимается? Когда они смогут увидеться? Решила ли она свои проблемы, заставившие ее прятаться? Может, пора уже выходить из подполья? Он соскучился! Он хочет ее видеть! Он просто хочет ее! Он же мужчина, если она не забыла…

Богдан говорил срывающимся голосом, полным искреннего чувства и заботы. И в который раз за время их знакомства Люба устыдилась.

Ну, чего она, в самом деле?! Он-то тут при чем?! Он всегда хочет, как лучше! Он же не виноват, что у нее опять все, как всегда!

И начала, поддавшись порыву совести, обещать ему.

Да, увидятся они непременно! Вот еще день, два… Может, чуть больше. Приведет только свое жилище в порядок… Собирается приводить, конечно. Не всю же жизнь ей скитаться по чужим углам.

Вот про чужие углы она зря сболтнула. Тут же две предательские слезинки соскользнули с ресниц, утонув в воротнике водолазки. А ведь зарекалась– не реветь. И в руках держать себя вместе с чувствами своими.

Сдержишься тут, как же! Из огня да в полымя… Изо дня в день причем. Кто же выдержит?!

– Диван вот сейчас купила с креслами. Помощники? Да тут сервис на таком уровне, что едва меня не загрузили вместе с креслами… Денег хватит, конечно… Нет, спасибо… До встречи…

Генка заметил, что она разговаривает по телефону, но спрашивать не стал, с кем именно. Понял, что не с Кимом, не дурак же. Слишком уж кислой была ее физиономия в тот момент. А то, может, и слезу ее успел заметить. Но снова промолчал.

Что не полез с вопросами, за то спасибо, а вот за все остальное…

Непредсказуема психология обиженной в чувствах женщины и не изучена совсем, что бы ни пытались там насочинять. Казалось бы, благодарить его должна за то, что уберег, предостерег, помог и все такое. А она раздражаться начала, огрызаться и на предложение обмыть покупку в каком-нибудь баре, отказалась наотрез.

– Злишься на меня, – догадался Сячинов, сунув грузчикам по полтиннику, проводил их до входной двери ее квартиры, вернулся и снова повторил: – Знаю, злишься. Это ничего, Люб. Это нормально. Это пройдет.

Она ничего не сказала. Влезла в свой шкаф. Нашла там старенькие спортивные штаны. Сняла с себя джинсы, колготки, рубашку, водолазку и, оставшись в одной футболке, натянула застиранные штаны.

– Я для тебя не мужчина, да! – присвистнул удивленно Сячинов, внимательно наблюдая за тем, как она переодевается. – Не стесняешься. Переодеваешься при мне.

– Ген, я тебя умоляю. Мы с тобой десятки раз вместе на пляже загорали. Ничего нового у меня не отросло с тех пор. – Люба равнодушно пожала плечами. – А сейчас, если ты не против, я хотела бы привести здесь все в порядок.

Сячинов обиделся и ушел. Что-то пробормотал напоследок про черную неблагодарность, непонимание важности и опасности момента и ушел, громко хлопнул дверью напоследок. Ах, да, едва не забылось. Добавил еще, что когда-нибудь она поблагодарит его за все, что он для нее сделал.

Вот это вряд ли, собиралась сказать она ему вслед, но сдержалась.

Снова пожала плечами с тупым безразличием и приступила к уборке. Для начала вытащила из квартиры весь мусор. Для этого пришлось трижды выходить на улицу к мусорным контейнерам с мешками. Может, показалось ей, может, нет, но что-то похожее на темную «девятку» дважды уловил ее так называемый край глаза. Мысленно послав наблюдателя к прародителям, она вернулась домой. Выпила кофе с сахаром, но без молока. Не нашлось ничего подобного в ее холодильнике. Достала из морозилки перемороженную половинку курицы, вымыла, с треском стащив с нее пластиковый пакет. И поставила вариться. Война, как говорится, войной, а харч вовремя.

Потом она мыла, чистила, скоблила, перевешивала, двигала, стелила. Все на скорости, на одном дыхании. Стремление было одно: вымотаться до такой степени, чтобы сил осталось только на то, чтобы выпить чашку куриного бульона и рухнуть на новые подушки нового дивана. Чтобы ни о чем не думая, уснуть.

Но все равно думалось. Всякое… И плохое, и не очень. Еще хуже дело обстояло с вопросами, одолевавшими ее все то время, что она носилась по квартире с тряпкой и пылесосом.

Один особенно ей не нравился.