— Сформулируйте.

— У меня была маленькая фантазия, в которой… О! Опять! Боже! Мне действительно трудно говорить об этом прямо. О’кей, вот: у меня была фантазия, в которой я раздевалась, и затем вы обнимали меня — как тогда, когда я уходила в прошлый раз, и… ух! Так трудно говорить, когда дыхание перехватывает. А затем мы лежим на кушетке и занимаемся любовью. Хм-м-м-ф-ф-ф! Здесь! — Она возбужденно дышала.

— Надеюсь, фантазия не была столь схематичной, как вы рассказали, — улыбнулся я. Луиза была страстной женщиной. Теперь, когда она преодолела самый сильный из своих страхов, ее эротическая привлекательность вновь обрела полную силу и стала действительно мощной. Я посмотрел на нее в этом открытом сарафане и представил: она снимает его, а потом снимает трусы, которые, возможно, были единственным, что еще на ней было надето сейчас. У меня перехватило дыхание. Прекрати, Джим, вернись к работе!

— Нет, не была, но я действительно не хочу произносить это сейчас вслух.

— О’кей, но вопрос вот в чем: что случится после того, как вы разденетесь? Я действительно нахожу вас привлекательной, Луиза, и я могу с легкостью представить, как прекрасно было бы заниматься с вами любовью. Но по целому ряду причин, — часть из которых связана с нашими отношениями и вашей терапией, а часть лежит вне этого и касается других сторон моей жизни, — по всем этим причинам я должен принять решение не вступать с вами в сексуальную связь. Поэтому…

— О, я знаю об этом. Я и не думала, что это может произойти на самом деле. Вы спросили, и я вам ответила. Нет, то, что я хотела сделать — сейчас это чувство как бы ушло, — просто надо быть такой же обнаженной, как на тех снимках.

— Это звучит очень здорово, Луиза.

Она была молчалива и неподвижна. Я почувствовал себя удивительно спокойно. Вероятно, я должен был подумать еще о многом. Существует еще и возможность скандала, если кто-нибудь узнает. О, ерунда, я устал быть осторожным и отворачиваться от жизни. Луиза показывала мне пример большего мужества. Сиди спокойно и наслаждайся ее откровенностью и ее телом.

Ее руки медленно поднялись вверх и начали развязывать бретельки на шее. По-прежнему медленно руки опустились вниз вместе с тесемками, так что верхняя часть сарафана уже ни на чем не держалась. Поколебавшись, руки опустились еще ниже, обнажив ее груди. Затем она внезапно остановилась и, затаив дыхание, скрестила руки на груди.

Мы оба молчали. Луиза лежала напряженная, слезы скатывались у нее по щекам. Все ее тело было натянуто, словно струна, казалось, оно начнет конвульсивно дергаться. У меня мелькнуло чувство разочарования, когда возбужденное предвосхищение сменилось сочувствием к ее страданию.

— Что такое, Луиза? — спросил я шепотом.

— Мне жаль, Джим. — Слезы полились сильней. — Мне очень-очень жаль. — Она плакала с такой явной печалью.

— Скажите мне.

— Мне жаль. Я знаю, как вы хотите увидеть меня. Я действительно чувствую это. Я почувствовала это, когда показывала вам снимки. И я хочу… хотела показать себя вам. Хотела уже давно. С того самого дня, когда расстегнула блузку. А теперь…

Луиза снова заплакала. Я ждал. Это было совсем не то, что я думал. Я думал, она стесняется своего сексуального возбуждения, но теперь чувствовал, что она плачет обо мне. Обо мне!

— Я все-таки разденусь. Я действительно хочу, потому что знаю: вам это понравится, но должна сказать вам — о черт, не хочу этого говорить, — я должна сказать вам…

— Скажите мне, Луиза… — Мягко.

— Я сделала бы это, — продолжала она шепотом, — в основном, чтобы угодить вам. О! — Она громко воскликнула, — это не совсем так. Мне нравится делать это, но каким-то образом, поскольку у меня есть Дон, это не будет тем же самым. То есть, ох, я не хочу делать вам больно. Я действительно беспокоюсь о вас, Джим, вы об этом знаете. Я действительно люблю вас. Но теперь по-другому. После того, как я показала вам на днях снимки, я внезапно поняла, что это на самом деле было не для меня. Да, не для меня. Я действительно была несколько взволнована, возбуждена. Но, с другой стороны, полагаю, я делала это, главным образом, для вас. Как будто знала, что вам это понравилось бы. И мне нравилось, что вам это нравится. А теперь, теперь я действительно получу удовольствие, наблюдая, что вы видите меня и что вам нравится смотреть на меня, обнаженную. Это будет страшно, но и возбуждающе тоже. И…

— И?

— И я хочу сделать это для вас… чтобы посмотреть, как вы смотрите на меня… — Ее руки начали опускать сарафан вниз.

— Подождите, Луиза. — Руки остановились, но больше не прикрывали ее. Ее груди обнажились, и я снова почувствовал растущее желание увидеть все ее потрясающее тело. — Подождите, Луиза. Вы сказали нечто очень важное. Важное для вас и для меня.

— Не хочу, чтобы вы думали, что я не забочусь о вас, Джим. Вы спасли мою жизнь. Я имею в виду, что сделала бы для вас все, что угодно. И я действительно подразумеваю все, что угодно.

— Я знаю, Луиза, но я думаю, что вы сейчас совершаете нечто гораздо более важное, чем снимаете для меня свою одежду. Вы правы. Я действительно хочу увидеть вас обнаженной, но больше всего я хочу не этого. Именно сейчас вы дали мне нечто более ценное: поверили, что я буду с вами, даже если вы не станете делать того, что хочу я или какая-то моя часть.

— Знаю, Джим. Я начала снимать платье и внезапно поняла, что перестала доверять вам и самой себе. До того, как мы с Доном стали так близки, — я имею в виду, и сексуально, и эмоционально, — мне хотелось снять перед вами свою одежду только для себя. Я знаю, потому что много раз думала об этом. Но теперь, когда я начала снимать платье, поняла, что на самом деле делаю это не для себя, а потому что знаю, что вы хотите этого. Я превратила вас в старого мистера Кольтена и просто пыталась угодить. И не хочу делать этого ни для себя, ни для вас, Джим.