В качестве примера трудностей установления связей с внешним миром я расскажу об одной такой моей попытке. Заслуживающий доверия человек сказал мне, что ташкентский союз парикмахеров посылает человека в Бухару, где все еще был свободный рынок, чтобы купить различные, необходимые для работы принадлежности бритвы, мыло и прежде всего лекарства, которых не хватало и в которых испытывалась серьезная потребность. Этот посыльный был чехом, и можно было попросить его взять сообщение для меня. Через некоторое время он вернулся назад в Ташкент. Самые большие трудности у него возникли на пути от железнодорожной станции Каган до Бухары. Сначала он должен был ждать момента, когда его друг пошел в караул, а потом он не мог три дня вернуться из города, пока тот же самый часовой снова не заступил в караул.

Он сообщил, что никакой русский не мог показаться в Бухаре, и что его положение было очень опасным. Он передал мое сообщение и привез мне назад следующий ответ «Упомянутый замок получен, но так как у нас нет ключа, мы отослали его в мастерскую; когда его вернут, он будет отослан, или я сам его привезу».

Мое послание должно было быть послано двум британским полковникам Энрюсу и Тимме, которые, как говорили, находились в Керки. Я ничего большего про них не слышал. Как выяснилось потом, никаких британских офицеров с подобными именами не было в Мешхеде, и никаких офицеров вообще не было в Керки. Посыльный не знал, кем был я, и сказал мне, что, когда он уезжал, его спросили, не возьмет ли он с собой британского офицера, укрывающегося в Ташкенте. Он отказался, так как это было слишком опасно. Я никогда потом так и не узнал, кто же так интересовался непосредственно моими делами. Я пришел к выводу, что это был кто-то (возможно, большевистский агент), пытавшийся пробраться в Бухару под моим именем.

Когда началась наша война с Афганистаном, пресса взорвалась изобилием антибританских статей с панисламским душком, а 4 июня в Ташкент прибыл афганский посланник — генерал Мохаммед Вали Хан с многочисленным штатом и в сопровождении эскорта солдат в алых туниках. Большевистское правительство сделало из этого целое событие. Вокзал был разукрашен, посланника встречал почетный караул, и приветствовали фейерверком. Было дано праздничное представление в театре, который был украшен ковриками и коврами, реквизированными у буржуазии. Кстати, ни один из этих предметов художественного оформления так никогда и не вернулся к хозяевам. Посланник дал несколько интервью в прессе.

Его описание причин возникновения афганской войны было довольно наивным Был принят Закон Роулетта, [60] по которому мусульманам было запрещено молиться в мечетях, а индуистам в своих храмах. Народ Индии обратился к Афганистану через свои газеты (это несмотря на тиранический закон о Прессе!) с просьбой о помощи в борьбе против этого жестокого закона. Около афганской границы вспыхнули беспорядки, и афганцы переместили к границе войска, чтобы усилить свои пограничные посты. Восемь самолетов из Индии атаковали эти афганские войска, и пять из этих самолетов были сбиты. Тогда Афганистан был вынужден объявить войну.

Генерал прибыл в Туркестан, чтобы предложить помощь солдатами и попросить помощь оружием, особенно артиллерией. (Конечно, у Туркестанского правительства не было никакого оружия для оказания такой помощи.) Он сказал, что собирался на Мирную Конференцию, а затем намеревался посетить мировые столицы, чтобы объявить им о независимости Афганистана.

Новости о войне — конечно, все об успехах афганцев, — были главными новостями в местных газетах приблизительно недели три. Тем, кто знает, кто такие Моманд, [61] проживающие в пограничной с Индией области Афганистана, будет интересно узнать, что некий господин Хаджи Сахиб Турангзайский (подстрекатель Моманд, с которым я когда-то имел деловые отношения), занял английский город Шабкадар. [62] Город Пешавар был окружен армией мусульман. Но отношения Афганистана с Индией при этом, как заявлялось, были дружественными!

Генерал привез афганский заказ эмиру Бухары. Также полагаю, он попросил у эмира военных инструкторов, а также послал людей из Афганистана в Бухару, чтобы изготавливать патроны и другую военную амуницию. Это должно было быть, конечно, в конце концов направлено и против Советской России. Эта афганская миссия после посещения различных европейских столиц прибыла в Лондон в августе 1921 года.

В это время я жил у Яковлевых в их подвале. По ночам на улице раздавалась стрельба, говорили, что полиция стреляла по грабителям. Однажды я видел, как милиционеры стреляли в кого-то на улице, когда они вели перестрелку с дезертиром. Стрельба продолжалась до тех пор, пока он не убил двух милиционеров и не ранил еще нескольких. Однажды Следственная комиссия на самом деле арестовала одного человека в одной из комнат дома, в котором я жил, но их не заинтересовали скромные люди, живущие в подвале дома. Однажды я услышал, что Следственная комиссия разыскивала на нашей улице человека, который не был военнопленным, но у которого был паспорт военнопленного. Не мог ли это быть я? Это было вполне вероятно. Мадам Данилова, у которой на нашей улице жили друзья, сразу пошла наводить справки. Она выяснила, что разыскиваемый, чья фотография у сыщиков имелась, был, во-первых, рябым, а, во-вторых, русским, и таким образом, я мог не волноваться.

Летом полковник Иванов, которого Дамагацкий — комиссар иностранных дел, одобрил в качестве моего курьера, для передачи моего сообщения в Кашгар, был вызван для допроса для проведения следствия по поводу его возможного участия в «Январских событиях». У него было довольно хорошее алиби, почти безукоризненное, так как он в это время находился в заключении! Предполагалось, что он был в тесной и секретной связи со мной, и, возможно, его и забрали для того, чтобы расспросить обо мне. Мисс Хьюстон также была вызвана, и ей устроили перекрестный допрос. Когда она в последний раз видела меня? Прощался ли я с ней, когда исчез? Говорил ли я, куда собираюсь? Она отвечала на эти и множество других вопросов. Затем ее неожиданно спросили «Зачем вы держите его собаку?» Это была неправильная информация от шпионов. Она ничего такого не делала, собака жила у других людей, но часто прибегала к ним в дом, где дети Ноева кормили и ласкали ее.

На самом деле существовала только одна опасная ниточка между мисс Хьюстон и полковником Ивановым когда Лукашов вернулся из Кашгара с письмами для меня, он спросил Иванова, где он мог бы меня найти. Иванов посоветовал ему спросить об этом мисс Хьюстон. Сама она не знала, где я находился, и всего лишь переадресовала Лукашова к Матвееву. Эта связь между ними не была обнаружена на допросах. В результате Иванову дали три года тюрьмы, но поскольку он ожидал расстрела, Иванов был вполне этим удовлетворен. Его жене дали год «за недонесение на мужа».