Однажды мой хозяин Яковлев сказал мне, что англичанин, полковник Бейли скрывался в кишлаке Хумсан недалеко от Бричмуллы, и что его курьер, Иванов, был арестован, заключен в тюрьму и оголодал в тюрьме. Конечно, Яковлев понятия не имел, кто был я. Я сказал, что был знаком с другом Иванова и хочу узнать, не хочет ли он сделать что-нибудь для него. Через несколько дней я дал Яковлеву денег, чтобы обеспечить Иванову дополнительную поддержку, сказав, что деньги получил от друга Иванова. «Тяжелый труд» Иванова заключался в изготовлении соломенных шляп, и поэтому он должен был примерно раз в две недели выходить из тюрьмы, чтобы накосить нужной ему травы для работы. Однажды мой хозяин сказал, что охранники собираются привести его к нам на обед! Я едва был знаком с Ивановым, но подумал, что лучше все-таки не давать ему возможности узнать меня, поэтому я «пообедал вне дома», то есть купил несколько лепешек и фруктов, которые и ел, гуляя по улицам. Лепешка — это круглый плоский хлеб, похожий на индийский чупатти. Но потом как-то однажды Иванов и его охранник сарты снова пришли к нам на обед уже без всякого предупреждения. И мы сели обедать все вместе.

В тот же самый момент к Яковлевым пришла жена полковника Корнилова, другого сильно разыскиваемого человека. Это был весьма напряженный и затруднительный для меня обед, на котором присутствовали сам Яковлев и его сестра, мадам Корнилова, полковник Иванов, его охранник сарт и, собственно, я. Я не был уверен, что Иванов меня узнал, а за исключением его, никто из присутствующих и не знал, кем был я на самом деле. Я хотел переговорить с ним с глазу на глаз, сказав, что хозяин не знает, кто я есть на самом деле, но мне не представилось такой возможности, и теперь я думаю, что Иванов и сам не знал этого. Мадам Корнилова и Иванов были знакомы, но боялись это хоть как-то показать в присутствии охранника.

Последний же, полагаю, был довольно «безопасным» в этом смысле. Он сам был когда-то богатым человеком, но у него все было конфисковано большевиками, и ему пришлось поступить на службу в Красную милицию в качестве альтернативы голоданию. Сам он сказал нам, что был очень рад хорошему обеду, устроенному моими хозяевами.

Однажды странный сарт, говоривший прекрасно по-русски, приехал днем к нам на обед, и что-то заставило меня предположить, что это должно быть скрывавшийся полковник Корнилов. После того как он уехал, я спросил об этом у Яковлева, и он сказал мне, что я прав, но что никто не должен об этом знать. После этого Корнилов приезжал к нам еще несколько раз, а также и его жена, которая появлялась вполне свободно под собственным именем. Это казалось мне очень опасным. Полиции достаточно было шпионить за ней, чтобы поймать его. Позже он переехал жить к нам в дом, и делил со мной мою крохотную комнату. Мне показалось чрезвычайно опасным, что двое самых разыскиваемых в Ташкенте людей живут в одной комнате. Но так как я не мог настоятельно попросить своего хозяина быть более осторожным, я решил сменить квартиру. Как обычно, на то, чтобы договориться о поиске подходящей квартиры, уходило некоторое время. А через несколько дней Корнилов съехал от нас, поскольку решил жить на даче, в маленьком глинобитном домике, в саду в городском предместье. Русские в Ташкенте, так же как и в Кашгаре, обычно уезжали жить для разнообразия летом за город, и, как правило, селились в местных домах в симпатичном саду, наслаждаясь летним отдыхом на природе. Яковлевы и я обычно по воскресеньям шли на эту дачу и проводили весь день там с Корниловыми.

3 июля я услышал, что Корнилова арестовали. Маленький соседский мальчик сообщил в полицию, что какой-то подозрительный человек, носивший иногда национальную местную одежду, живет на этой даче. Полиция сразу отправилась туда и арестовала Корнилова. Про наши посещения дачи было, конечно, известно и его семье, и соседям, и я боялся, что полиция сможет связать между собой дом Яковлева и Корнилова, и поэтому я съехал от Яковлевых к большому их облегчению.

Мне было жаль покидать людей, которые были так добры ко мне в течение почти трех месяцев, и которые так никогда и не узнали, кем я на самом деле был, и которых я никогда не смог отблагодарить так, как мне того хотелось бы.

Мне всегда казалось что было весьма безрассудно со стороны Корнилова жить таким образом — с частым посещением его женой и детьми. Однажды я сказал об этом Яковлеву. Он ответил, что большевистская полиция слишком глупа, чтобы додуматься выслеживать Корнилова через его жену. К несчастью, он оказался неправ, и Корнилов был арестован, допрошен и признан виновным. Говорили, что Туркестанское правительство запросило Москву об отсрочке исполнения вынесенного ему приговора. Когда из Москвы пришел ответ, что они могут это сделать, было уже поздно, Корнилова уже расстреляли.

В июне я узнал, что капитан Кэпдевил, французский офицер, собирается попытаться выбраться за границу. Я договорился о встрече с ним, чтобы передать через него свое сообщение. Мы до этого мало общались с ним, и виделись с ним только мельком, а сейчас оба были в гриме. Следовательно, остро стоял вопрос о том, как нам узнать друг друга. Было опасно просто назначить определенное место для встречи на улице. Полиция была всегда очень подозрительной к людям, слоняющимся по улице без дела, и если один человек опаздывал на встречу всего на несколько минут, это становилось опасным для другого.

Наша договоренность с ним заключалась в том, что мы должны были начать идти от определенного угла улицы в определенное время и обходить квартал так, что здания должны были находиться у меня с правой стороны, а у него с левой. Каждый из нас должен был нести свернутую трубочкой газету — то есть не сложенную обычным образом. Мои сообщения были завернуты внутри моей газеты. Точно в назначенное время я пришел в указанное место и начал прогуливаться вокруг квартала. Тут же передо мной предстала весьма забавная картинка. Я увидел человека с фальшивыми бакенбардами вида подстриженного барана. Ничего подобного я никогда не видел прежде ни в Ташкенте, ни где-либо еще. Он нес скатанную в трубочку газету. Мы остановились и поговорили несколько минут. Я что-то показал ему в моей газете, и таким образом мы обменялись бумагами. Он попрощался со мной, произнеся взволнованным и громким голосом по-французски, что ситуация невероятная. Позже, как я установил, он был схвачен на пути в Кашгар. Я всегда подозревал, что, возможно, именно его необычные и бросающиеся в глаза бакенбарды могут создать ему проблемы.

У мадам Даниловой был большой дом. Он был реквизирован, но ей разрешили сохранить за собой одну из комнат. Она несколько раз разговаривала на английском языке с Абдулом Гани, переводчиком афганской миссии, который с удивлением узнал, что ее дом и мебель были конфискованы без какой-либо компенсации, и что она со дня на день ждет, что ее выселят отсюда совсем. Надо полагать, большевики скрыли многие свои идеи и большую часть своей программы от своих афганских союзников.

Я имел обыкновение навещать своих немногих друзей в городе, чтобы разнообразить свою жизнь, поговорить и пообедать.