Шрифт:
Ну, а нынешние заборы Николиной Горы говорят сами за себя и своих хозяев. Вот трехметровый металлический забор бывшего зека, отсидевшего в конце 80-х по предпринимательской статье и взявшего от жизни все по выходу из мест. На глухих воротах зарешеченные светильники; ищешь глазами светящуюся надпись «СТОЙ» и вышку с вертухаем в глубине участка. По конструкции дом напоминает очистные сооружения и площадку для посадки НЛО одновременно - человек, которого ни разу не видели в здешнем обществе, видимо, хотел всех удивить. А вот дача пенсионера от юстиции (точнее, ВОХРы): глухой лес, трехметровые ворота и надпись «злые собаки». Забавно: теперь и зек, и охранник на свободе, живут неподалеку друг от друга и не высовывают нос за ворота.
Первоначальное накопление
Отношения богатых и бедных на Николиной Горе обычно складывались в пользу бедных. То есть деньги у здешних обитателей, как правило, водились, но при этом достаток - часто заслуженный - семей авиаконструкторов и кинодеятелей не помогал даже их детям в идентификации социального статуса. Проще говоря, увидев Тему Михалкова на новом импортном мотороллере, его ровесники проявляли вполне естественное любопытство, но героем сезона Тема от этого не становился. А взрослые просто знали: здешние гектары дают, в основном, за заслуги, причем настоящие. Всех уравнивала в правах вечная очередь в единственный местный магазин, служившая для среднего и старшего поколений дискуссионным клубом, а также обязательные молочно-овощные коммивояжерки из окрестных Аксиньино, Масловки и Иславского. Иными словами, на Николиной царил дачный социализм с примесью натурального хозяйства, - и им, кажется, были довольны все: вполне зажиточные Михалковы кушали свежайший аксиньинский творог с не меньшим удовольствием, чем живущие по соседству Коптяевы, Липницкие и Виноградовы.
Переход от натурального хозяйства к капиталистическому на Николиной горе происходил примерно в те годы, когда вся страна переходила от плановой экономики к голодной, - в начале 90-х. На фоне общей постперестроечной расслабленности местных жителей можно было ожидать, что первым здешним купцом станет пришлый варяг. Но им оказался, как ни странно, совершенно свой человек - Петр Пигарев, выходец из огромной здешней семьи. В помещении бывшей пилорамы он открыл небольшой магазин, в котором (как и положено хорошему ларьку тех времен) было все свежее и втридорога, в то время как оставшееся с былых времен сельпо уже торговало откровенной тухлятиной. Деятельность Пигарева в поселке носила черты феодализма: специально нанятая им охрана по ночам объезжала просеки и аллеи Николиной Горы, чтобы обезопасить жителей от набегов окрестной гопоты. Опричники из московских ЧОПов знали свое дело довольно туго: заодно с малолетним криминалом доставалось профессорским сынкам - то ли в порядке восстановления классовой справедливости, то ли чтоб чужие боялись. Так или иначе, проезд машины пигаревской дружины никологорская молодежь, имевшая склонность к ночным прогулкам, предпочитала наблюдать из кустов и лежа.
Впрочем, и другими прелестями периода дикого капитализма Николина тоже была обязана Пигареву. Летом 1991 года на Горе зазвучали выстрелы. Здешний бизнес попал в крутой замес - оказался ровно в точке пересечения зон влияния солнцевской и звенигородской братвы. О подробностях история умалчивает, но бизнес, кажется, пришлось продать. С самой братвой можно было спокойно познакомиться на дискотеке, под которую переоборудовали павильон «Пиво-воды» на «дипломатическом» пляже. Первый никологорский гламур начинался здесь, под вопли Богдана Титомира из колонок, пугавшие ночных птиц в прибрежном кустарнике. Драки, наркотики, водка с клофелином, девушки невесомого поведения, люди с характерной внешностью и незамысловатыми татуировками на бугристых мыщцах, - все это там было в полной доступности, и всего этого там было в достатке.
Конечно, дела на Николиной Горе вел не один Пигарев. В 1992 году некие остапы бендеры перегородили подъезды к никологорскому пляжу шлагбаумами и начали собирать дань за въезд; в результате даже многие местные обладатели средств передвижения предпочли ходить на пляж пешком. Конезаводчики соседнего Успенского проложили по никологорскому побережью маршрут VIP-прогулок, не платя поселку ни копейки.
Но наиболее успешными бизнесменами показали себя сами никологорцы. С необыкновенным рвением знатные семьи стали разрезать прежние гектары на участки и строить на своих участках новые дома: рачительные - на съем, нахрапистые - на продажу. Самые обеспеченные нанимали рабочих, кто победнее - работал сам, а чаще одно совмещали с другим. В 90-е любой здешний каникулирующий школьник по крайней мере с 12 до 17 в обязательном порядке «работал», помогал семье на стройке. Лай собак из звуковой гаммы вытеснился визгом бензопил, а самым часто встречающимся авто на узких дорожках стал КамАЗ, груженный кирпичами. Наиболее благодушные из местных жителей с восторгом смотрели на возрождавшуюся в рамках отдельно взятого поселка строительную отрасль, прозревая в стуке топоров будущий ренессанс экономики. Самые пессимистичные угадывали в превращении дачного поселка в стройплощадку будущее нашествие варваров и прощание со здешним лесом. К середине 90-х треть населения Николиной Горы составляли рабочие из Молдавии и Украины. И никакой ксенофобии: каждый год на чемпионат Николиной по волейболу гастарбайтеры выставляли собственную команду.
Буржуазная эволюция
Все последующие изменения происходили по закону часовой стрелки: заметить их мог лишь глаз отпускника, приезжающего в свою усадьбу раз в год. Вот исчезли разносчицы молока и овощей из окрестных деревень - Аксиньино и Маслово сами стали на путь превращения в элитные поселки. Вот уже знакомых, многолетних, ставших своими гостей здешних семейств сменили драгдилеры и среди местной молодежи прошла эпидемия героиновой наркомании, которую прекратила только смерть от передозы местного 16-летнего повесы. Вот в ряду съемщиков интеллигентных иностранных дипломатов и англоговорящих сотрудников совместных предприятий сменили их русские коллеги. А вот уже старенький магазин превратился в элитный ресторан.
Здешние Лопахины вели себя неинтеллигентно. Вслед за Татьяной Дьяченко, по слухам, выстроившей себе замок с трехметровым кирпичным забором прямо на склоне Горы, в поселок потянулись люди с большими планами, чьи амбиции простирались далеко за пределы пятисотметрового кирпичного домика. Для затравки была огорожена территория за Памятником - местной стелой, возведенной над захоронением трех бойцов Красной Армии, героически павших здесь в бою с превосходящими силами фашистов; поначалу в территорию «отреза» попал и сам мемориал, однако никологорцы подняли такой крик, что от прежних планов новоявленным латифундистам пришлось отказаться. Затем состоялся еще более символичный захват: забором, на этот раз кирпичным, была отгорожена именно та территория, которую в 80-е пытался и не смог захватить последний советский Совмин. Местная общественность снова подняла было крик, однако в 1996 году программы «Взгляд» уже, как известно, не существовало. Некоторые журналисты московских изданий и даже телекомпаний пытались поинтересоваться, каким образом лесной запасник, входящий в охранную зону, был оформлен как «кустарник» и отдан в долговременное пользование бизнес-структуре, но им оперативно напоминали, что у них есть жены, мужья, дети и пожилые родители. «Кустарник» довольно скоро обернулся коттеджным поселком с кинематографическим названием Коттон Вей, а дорога с Николиной Горы в Маслово отчего-то переименована в улицу Земляничную (никологорцы обычно называли просеки и аллеи именами живших на них прославленных людей).
Остатков прилегающего леса Николина гора вскоре лишилась полностью: вырубать лесной массив начали с трех концов и изнутри. От бывшей чащобы, богатой грибами и малиной, сейчас фактически остались одни контуры - внутри она теперь напоминает недоделанный регулярный парк. Живописнейшая дорога с Николиной в соседний ДСК «Градостроитель» пролегает не по лесу, а между двумя высоченными заборами и делает вираж у КПП при въезде в элитный поселок. Впрочем, на велосипедах там ездить не рекомендуется - слишком часто придется шарахаться в сторону от низколетящих кабриолетов. А год назад кто-то обсадил несколько здешних сосняков жуком-короедом, чтобы по результатам его трапезы в году нынешнем вырубить оголенные деревья и перевести территорию в категорию пригодной для застройки.