Иные подвижники искушаются воображением почестей, славы и власти: «Для тех, в ком еще живы страсти любоначалия и тщеславия, даже если некоторое время они и боролись с ними, дух прелести представляет именно это. Таким он показывает во сне, как их избирают вождями, пастырями и духовными отцами, от которых зависит спасение мира… Тем, кто преуспел в созерцании, он представляется светлым ангелом, принимает образы святых и Самого Спасителя». Нужно твердо запомнить главный признак дьявольского обмана: «Ложные ощущения в действительности не имеют ничего общего с теми признаками, которыми удостоверяется присутствие Божественной благодати», — в отличие от последних, они сопровождаются смущением и возбуждают низменные плотские страсти.

«Ум прельщенного помрачается и не способен к рассуждению, поскольку он не имеет ни опыта восприятия истинной благодати, ни смирения, которое позволило бы усомниться в правильности своего суждения. На ранних стадиях прелести… еще есть надежда, что благодаря содействию Церкви он будет исцелен. Однако, если прелесть проникнет глубже… [она] считается почти неисцелимой болезнью». Бесы неимоверно изощрены в хитрости и проворстве. «Прелесть с такой тонкостью и искусством принимает на себя образ благодати и истины, что ею могут быть поколеблены даже опытные. Послушание считается здесь необходимым… Тем, кто идет проторенным путем подчинения и смирения, это зло едва ли способно причинить вред. По большей части оно поражает людей, живущих отдельно, по своей воле, полагающих, что внешний образ подвижничества и вообще человеческие усилия могут принести плод сами по себе»{246}.

Можно пожелать каждому вступающему на путь подвига сохранить в памяти отточенные, как формула закона, слова Иоанна Лествичника: «Кто хочет бороться со своею плотию и победить ее своими силами, тот тщетно подвизается; ибо если Господь не разорит дома плотской похоти и не созиждет дома душевного, то всуе бдит и постится думающий разорить» [91] .

Слово древних отцов милостью Божией хранят дошедшие до нас писания, среди которых — «Палестинский патерик». Здесь находим полторы тысячи лет назад изреченное: «Бегай всегда чрезмерностей и недостатков в добродетелях, а ищи претрудно середины, чтоб творить все в свое время и в должной мере… Одна только чрезмерность благословенна Богом, это — любить врагов, быть в мире с ненавидящими, благотворить злотворящим, благословлять клянущих и злословящих, любить всякого человека, как себя и даже более себя, как и Христос возлюбил нас» {247} .

В наставлениях выдающегося Глинского подвижника игумена Филарета [92] можно встретить такое предостережение: «Если иные подвизаются, постятся, бдят на молитве, но без брани от врага, и скорби внутренние и внешние не находят на них, то… подвиг их опасен, тем более, кто с самочинием и высокомудрием безгодное имеет рвение к непомерным подвигам. Таковых подобает удерживать советом… по правилу: аще видиши юна, быстро восходяща на небо, емь его за нозе и верзи долу. Новоначальные пусть прежде навыкают ходить по земле и держаться во всем умеренности» {248} .

Свт. Игнатий в письмах своих увещевает: «Посылаю тебе одно из изречений прп. Пимена Великого, великого делателя умной молитвы. Предостерегая учеников своих от козней диавольских, он говорит: „Все, что превыше меры, — от бесов“. Познается же приносимое бесами по смущению — этому непременному и неизбежному плоду их действия. В умном делании, в самом покаянии должно избегать чрезмерности. Надо [все] делать в великой тихости. Правильность такого делания свидетельствуется миром, приносимым душе». Другой раз святитель так обобщает признаки распознания десных и шуиих влияний: «Святая истина извещается сердцу тишиною, спокойствием, ясностью, миром, расположением к покаянию, к углублению в себя, к безнадежию на себя, к утешительной надежде на Бога. Ложь, хотя бы и облеклась в личину добра, познается по производимому ею смущению, мраку, неопределенности, переменчивости, развлечению, мечтательности; или же она только обольщает сердце — льстиво приносит ему довольство, упитательство собою, какое-то неясное, мутное наслаждение… Ум человеческий не в состоянии отличить добра от зла; замаскированное зло легко, почти всегда, обманывает его… Различать добро от зла принадлежит сердцу, — его дело. Но опять нужно время, нужно укоснение в заповедях евангельских, чтоб сердце стяжало тонкость вкуса к отличению… Отличается добро от зла очень многими признаками, которые познаются по мере духовного преуспеяния… Сердце не вдруг стяжевает способность совершать принадлежащее ему дело»{249}.

Прп. Силуан Афонский тоже преподает свое наставление о различении состояний души и вводит в некоторые тонкости этого искусства: «Если увидишь свет внутри себя или снаружи себя, то не верь ему, если вместе со светом нет в тебе умиления к Богу и любви к ближнему; но и не убойся, а смири себя, и свет исчезнет. Если видишь видение какое-либо, или образ, или сон, то не доверяй ему, потому что если оно от Бога, то Господь и вразумит. Душа, не познавшая вкусом Духа Святого, не может понять видение, откуда оно. Враг дает душе некую сладость, смешанную с тщеславием, и по сему узнается прелесть. Отцы говорят, что при вражеском видении душа почувствует смущение. Но это только смиренная душа, которая не считает себя достойною видения, при вражеском действии почувствует или смущение, или страх, а тщеславный может не испытать ни страха, ни даже смущения, потому что он хочет видений и считает себя достойным, и потому враг легко обманывает его. Небесное познается Духом Святым, а земное — умом; но кто хочет познать Бога своим умом от науки, тот в прелести, ибо Бог познается только Духом Святым».

По поводу неразумных, не в меру усердных подвигов старец Силуан замечает: «Сытое тело мешает чисто молиться, и Дух Божий не приходит в насыщенное чрево. Впрочем, надо знать меру поста, чтобы не ослабеть безвременно, и тогда не сможешь нести послушание. Знал я одного послушника, который иссушил себя постом, но ослабел и помер преждевременно» {250} .

От уклонения в самообман берег своих чад — окормлявшихся у него инокинь — греческий святитель Нектарий Эгинский [93] . Остерегая их от чрезмерных подвигов, он пишет: «Не подвергайте опасности вашу жизнь. Болезнь препятствует духовному росту для тех, кто не достиг совершенства. Здоровье вам нужно для духовного делания. Тот, кто несовершенен и выходит на брань, будет сражен, знайте это, если не будет здоровым… Вот почему я советую вам быть рассудительными, знать меру во всем и избегать чрезмерностей. Строгости идут рука об руку с мерой добродетели. Человек, не достигший высоких моральных добродетелей и желающий соперничать с совершенными в строгости жизни, подвергается опасности впасть в прелесть… Вы должны соизмерять строгость постов со своим здоровьем, дабы не оказаться вынужденными уходить из затвора в города в поисках исцеления от телесных недугов» {251} .

Просто, коротко и ясно пишет о прелести архиепископ Феофан (Быстров) [94] в частном письме: «Прелесть состоит в том, что человек начинает порываться жить выше своей меры. Еще не очистившись от страстей, стремится к жизни созерцательной, мечтает о духовно-благодатных наслаждениях. В этом случае человека постигает гнев Божий, который состоит в том, что от человека за высокоумие отступает благодать Божия, и он попадает под влияние лукавого… В таком состоянии пишутся все богословские сочинения, желающие сказать новое слово, отличное от словес святоотеческих… Прелесть всеобщая есть забвение и нечувствие своей греховности. Прелесть, собственно так называемая, есть приписывание себе праведности, в действительности не существующей. А если кажется человеку, что имеет он праведность, то эта праведность не божественная, а бесовская, чуждая благодати Божией и смирения» {252} .