В чистом поле, сапер как сапер и предмет как предмет задачка для пятого класса. Четырехсотграммовая шашка вот она, вынул из вещмешка, дырка заранее высверлена для запала, запал со шнуром в одну трубку соединены. Выбрал недлинную, что зря жечь, до бугорка того с плешками шагом минута.

Вставил запал в отверстие, шашку пристроил под бок снаряду, взял свободный конец шнура в руку, отошел шагов пять, поджег. Пошагал вверх по склону, чувствуя по привычке спиною, как он бежит, огонек там в осоке, искря и шипя. Обернулся уже дна оврага не видно. Стоя не видно, а ляжешь запас еще будет: на высоту травяного покрова, слой рыхлого грунта, что может прорезаться крупным осколком. Метрах в трех впереди прочертился мой горизонт линия видимости противоположного склона. Лежи, наблюдай, как турист. Через минуту толкнется слегка земной шар под тобою, молния слепо блеснет, осоку рванет ураганом на склоне, встанет куст, обесцвеченный, мертвый, будто с иной планеты сюда занесен. Затем в уши разряд грозовой надавит...

Помню, еще пожалел благодати: рухнет, расколется тишь, как хрустальная люстра, воздух отравится вонью тротила, и онемеют, оглохнув, кузнечики и сверчки...

Никогда прежде уши не затыкал, даже бомбы когда подрывали, а тут о кузнечиках, что ли, об этих подумав сам пальцами потянулся к вискам. Как еще не успел, судьба-то! В тот же миг близкий крик услышал...

Сразу весь мокрый стал. Почудилось? По ветру донесло? Ничего не успел подумать. Очнулся уже бегу. Выскочил к краю оврага коза! С обрывком веревки, несется к снаряду. А следом мальчонка...

Вот тут и поставил я свой рекорд. Гигантскими-то шагами. Подбежал, схватил хвостик запальной трубки уж руку жжет. Тут же бы через себя перекинуть, а я шашку стряхиваю с нее туго запал загнал в дырку. Стряхнул, бросил вверх его над собой вот тогда и дала козла Машка...

А я обессилел. Опустился в осоку, дышу. Улыбаюсь, должно быть, счастливо. Поскольку и он, мальчишка, белый весь с перепугу, тоже стал рот кривить. Не знает смеяться, плакать? Притянул я к себе его за рубашонку, обнял за плечи косточки тоненькие, сердчишко колотится, что воробей.

Как зовут-то тебя? спрашиваю.

Василием, говорит.

Ну вот, и меня, брат, Василием. Вот опоздай я сейчас на шаг, и на два Василия стало бы меньше на свете.

Он посопел, подумал.

Еще и на Машку, ага, на одну!

И на Машку, я согласился.

Проводили глазами желтое облачко, медленно отплывавшее в вышину, вдохнули вновь посвежевший воздух. Полем он пахнул, спелой травой, полузабытым моим деревенским детством. Вася вскочил, кинулся к Машке, обнял ее за шею, щекой припал. Машка очнулась, взбрыкнула, пустилась стремглав по склону.

Оставь, придержал я. В деревню со страху рванула. Что б на чужом огороде в плетне ей рогами увязнуть, пока не приспеет хозяйка с хворостиной поздоровей!

Ага, с хворостиной!

И оба мы весело расхохотались. Одинаково звонко, будто сравнявшись в годах. А и на деле бы каждому стоило с этой минуты заново счет своей жизни начать...

С пуговицы начну. Хоть и можно бы, верно, удачней сравнение отыскать. Но примеры берутся где ближе. А ближе всего человеку что? Профессия, дело всей жизни. А если дел таких два? Тогда и выходит само собой: об одном говоришь, из другого пример приводишь.

Более тридцати лет жизни минером мне прослужить довелось. И неполные тридцать старшиной роты. Должность по штату одна, а профессий две, и достаточно разных. Но немало и общего есть, хоть со стороны, может быть, и не видно.

Прежде всего это глаз. Внимчивый, любопытный. Въедливый тоже могут назвать. Кому он некстати придется.

Вот и с пуговицей пример. С той самой, что отлетает у нерадивых солдат как раз за минуту до утреннего осмотра. Только ухватит, бедняга, в петлю ее продеть, и почувствует слабину, а затем и обидную пустоту в щепоти. Бряк покатилась, закручиваясь, под койку. Ехидной такой завихряющейся дугой, как петух вокруг курочки пишет. Тьфу ты, нечисть, будто того и ждала!

Ну что теперь? Нитку хватать с иголкой? Только обманывать зря себя. Вон уже и дневальный, голосом тоже до крайности неприятным, выпевает, будто нарочно для вас: Пр-ригото-о-вить-ся... Старается, будет ефрейтор. Он-то будет, а вам приготовиться. А к чему? Слушать очередную мораль перед строем? Из-за какой-то несчастной... И главное, ведь предчувствовал, вот же и пальцы-то задержались, как ее очередь подошла. Второй день на сопле паслась, если уж откровенно. Думал, и третий подержится. Индюк думал!

Ну что? Вон и на середину все потянулись, и Бондаренко... А? Бондаренко-то тут при чем? Он-то, ну да, ни при чем, но при нем... Эй, Бондаренко, хваленый твой, закаленный... А как же, всегда при нас! Только, пожалуйста... Ага, проволоку рубить на гвозди!

Остальное дело сноровки. Кустик-обрывок ниток нащупал, под палец нацелился тр-ры...

Да. Вот это уж звук объективно противный. В казенном-то обмундировании дырку концом ножа! Спичку? Спасибо, свои имеем. За пуговицей под койку нырнул, ушко в прорез продавил, в ушко спичку. Ногтем прижал, обломил все дела. Застегнулся, пригладился, сделал заправочку уф-ф! Даже в строй успел не последним. Ухмыляется, светит физиономией, как луной.