Для усиления петроградских организаций с середины августа началась тайная переброска офицеров в столицу. Часть из них направлялась по заранее условленным конспиративным адресам, для других был придуман иной способ. 22 августа в штабы фронтов была разослана телеграмма за подписью генерал-квартирмейстера И.П. Романовского. В ней говорилось о предстоящих в Могилеве испытаниях английский бомбометов и минометов новейших систем. Телеграмма предписывала направить для участия в испытаниях по три кадровых офицера от каждой дивизии {326} . Таким образом предполагалось собрать большую группу офицеров с тем, чтобы потом перебросить их в Петроград, сообщив уже по дороге о настоящей цели вызова.

В самом Петрограде офицерские организации, входившие в орбиту деятельности «Республиканского центра», получили приказ быть готовыми к выступлению. В момент появления Крымова на подступах к столице отряды заговорщиков должны были захватить ключевые пункты в городе, арестовать Временное правительство, взять под стражу, а если надо, то и расстрелять вождей Петроградского Совета {327} . Ожидаемое выступление большевиков могло ускорить эти меры. Если бы большевистского мятежа не было, заговорщики предполагали его сымитировать. Детали этого замысла помогает понять очередное свидетельство В.Н. Львова, если сказанному им вообще можно доверять. Полгода спустя ветер начинавшейся гражданской войны занес Львова в Оренбург. Здесь атаман оренбургского казачества А.И. Дутов рассказал ему, что под видом большевиков должен был выступить именно он {328} .

На первый взгляд налицо детальный и разработанный план переворота. Однако сразу закрадывается подозрение в том, что все это существовало только в фантазии заговорщиков. Нам еще придется писать о том, что все эти замыслы лопнули как мыльный пузырь задолго до стадии реализации. Да и не могло это быть ничем другим, кроме как мыльным пузырем. Никто в Ставке серьезно планов переворота не разрабатывал, никто не поддерживал необходимых контактов со столичным подпольем. Вся петроградская составляющая «заговора» была чистой авантюрой, и подсознательно участвовавшие в ней это чувствовали. Именно это и заставило их в решающий день спрятаться в отдельном кабинете ресторана, вместо того чтобы следовать ранее составленным планам.

Романовский был единственным из старших начальников, кто был посвящен в планы готовящегося выступления. Разумеется, полностью сохранить подготовку в тайне было невозможно. Многие из чинов Ставки догадывались о происходящем, кто-то, как, например, Лукомский, знал об этом почти определенно. Но те, кто догадывался, предпочитали не вмешиваться. Дело было слишком рискованным, и потому в случае его неудачи проще было отговориться незнанием. В том же случае, если бы начинанию способствовал успех, присоединиться было никогда не поздно.

Все зависело от Верховного главнокомандующего. А его намерения были до конца не ясны. Корнилов вернулся из Москвы, будучи настроен крайне отрицательно в отношении перспектив дальнейшего сотрудничества с Керенским. После встречи с главковерхом Крымов удовлетворенно сказал: «Все идет хорошо. Решили больше не иметь дела с “ними”…» {329} Тем не менее Крымов каждый день откладывал свой отъезд из Могилева. Он не был уверен в том, что Корнилов сохранит свою жесткую позицию. Действительно, тот снова медлил. К середине месяца крайне осложнилась обстановка на фронте и Корнилов всецело отдался этому, как бы оттягивая неизбежное решение.

Своим правым флангом русско-германский фронт упирался в Балтийское море в районе Риги. Линия противостояния шла здесь по правому берегу Западной Двины, и лишь у самого города русские войска сохраняли плацдарм на левом берегу. Непосредственную оборону Риги осуществляла 12-я армия Северного фронта. В ее состав входили пять армейских корпусов и две латышские стрелковые бригады, общей численностью более 160 тысяч человек {330} .

Северный фронт, как ближайший к Петрограду, и 12-я армия в особенности, считались наиболее пострадавшими от большевистской пропаганды. Именно здесь выходила знаменитая «Окопная правда», прославившаяся своим антиправительственным и пораженческим курсом. После июльского выступления большевиков газета была закрыта, но ей на смену пришел не менее радикальный «Окопный набат». Особенно сильно большевизмом были заражены латышские полки, позднее ставшие «гвардией Ленина».

С середины июля немцы начали сосредоточивать силы на рижском направлении. Делалось это скрытно, но большим секретом для русского командования не являлось. В распоряжении командующего 12-й армией генерала Д.В. Парского находилось вполне достаточное количество живой силы и артиллерии. Подступы к городу были укреплены по последнему слову военной техники. В обычной ситуации за судьбу Риги можно было не беспокоиться, но революция породила новые обстоятельства, с которыми приходилось считаться.

Все лето в Верманском парке и «Демократическом» (бывшем Царском) саду шли солдатские митинги, дело доходило до прямых столкновений между русскими солдатами и латышскими стрелками. Впрочем, и русские солдаты принимали самое активное участие в разгроме пивных заводов и иных хулиганских выходках. Ненадежны были и части, находившиеся на передовой. В начале августа 54-й стрелковый полк панически бежал с позиций при одних только слухах о появлении немцев. Никто не мог сказать, как будут вести себя войска в боевой обстановке.