— Сам Петя знаешь: правда всегда где-то посередке. Дмитрий сейчас совсем не тот, каким был в детстве. Да, он стал намного хуже и сделал много такого, за что сажают в тюрьму.

Даша печально вздохнула, а Петр помрачнел и, не выдержав, бросил:

— Так что же, выходит, отец прав?

— Я этого не сказал, — на этот раз решительно возразил Олег. — И более того, считаю: твое благородное сердце, Петя, не взирая на эти факты, подсказало тебе правильное решение!

— Это почему же? — мрачно взглянул на него Петр. — Ты сам себе противоречишь!

— Нет, не противоречу, ибо, как и твой дед, профессор Розанов, согласен с Макаренко и считаю: Митю еще можно исправить!

Петр угрюмо промолчал, и Хлебников привел ему свои доводы:

— Несмотря на физическую силу, Митя — слабый человек и подвержен влиянию окружающих. Пока жил с нами — был хорошим, а как его беспутная мать забрала к себе — испортился.

— Так что же, считаешь, в этом виновата Оксана? — с сомнением произнес Петр. — Какая бы она ни была, вряд ли учила его плохому.

— Сама не учила, но учила преступная среда, в которой потом он рос; и ее сожители, вне сомнения — отпетые негодяи.

— А ты не преувеличиваешь, дядя Олег? — вновь усомнился Петр.

— Если бы! Не веришь, спроси у Сальникова. Последний сожитель Оксаны — местный криминальный «авторитет».

Возникло тягостное молчание, которое нарушила Даша.

— Ну что ж, раз Дмитрий так подвержен постороннему влиянию, тем больше шансов изменить его к лучшему, — резонно заметила она. — Ты, Петя, поступил правильно!

— Не сомневайся! — сразу поддержал ее Хлебников. — Ведь надо бороться за каждого оступившегося человека, а Митя — еще и друг твоего детства.

Петру этого было достаточно, чтобы окончательно утвердиться в верности своего решения относительно Дмитрия.

— Ну и хватит об этом! Расскажи нам лучше, дядя Олег, чем будешь заниматься в Париже. Ты ведь город хорошо знаешь, и будешь чувствовать себя там как рыба в воде. Но сначала мы пожелаем тебе счастливого пути! — тепло улыбнулся он Хлебникову и наполнил рюмки ароматным выдержанным коньяком.

* * *

На следующее утро по пути на работу Петр специально сел спереди, чтобы поговорить с Дмитрием о матери. Они медленно двигались по Садовому кольцу в сплошном потоке машин, и обстановка этому благоприятствовала.

— А как там поживает твоя матушка? Чем занимается? — поинтересовался он, как бы только для разговора. — Она ведь еще не стара. Ей... лет сорок пять?

— Мама еще хоть куда! На нее еще заглядываются — так здорово выглядит, — в голосе Дмитрия смешались любовь к ней и гордость.

— Почему же тогда судьбу свою не устроит? Она, вроде, не замужем?

— Не везет маме на мужиков! — с искренней горечью бросил Дмитрий. — Ей всю дорогу попадается одна сволота.

— Ты и о дяде Олеге такого же мнения? Он-то уж хороший человек, — возразил ему Петр. — И тебя очень любит.

Дмитрий презрительно усмехнулся:

— Был бы хороший, ма от него бы не сбежала! Не мужик он, а размазня.

— Ты к нему несправедлив, — упрекнул его Петр. — Он о тебе очень заботится.

— Лучше б о маме так заботился — тогда б не променяла его на такого... такого... — Дмитрий аж задохнулся от ненависти, подбирая цензурное слово, — гада. Она у меня роскошная баба, а живет со старым уродом, которого вся Одесса боится.

— А что, этот ее... — Петр также запнулся, — друг, и правда, как говорят — какой-то крупный уголовник?

— Кто говорит? Казаков? — насторожился было Голенко, но махнул рукой. — А впрочем, какая разница! Что правда — то правда, даже я его боюсь, И почему маме только такие бандюги нравятся?

«Значит, дядя Олег верно сказал, — что Митьку тамошняя криминальная обстановка испортила», — с огорчением заключил про себя Петр, а вслух сказал:

— Ты был отличным пацаном, Митька, когда вы жили здесь, в Москве, вместе с Хлебниковыми. А потом окружение матери тебя испортило. Оттуда все твои беды. Честно признай это!

И, не заметив злобного взгляда, который искоса метнул на него Голенко, потребовал:

— Ты должен порвать с ними все связи!

— Это как же понимать? — не глядя на него, глухо отозвался Дмитрий. — По-твоему, я не должен видеться с мамой?