Шрифт:
По мнению Гораполло, «совы являются символом смерти, поскольку налетают на воронят под покровом ночи с внезапностью приходящей к человеку смерти». Орел с изогнутым клювом, писал Гораполло, означает умирающего от голода старика, потому что «когда орел старится, он искривляет клюв и погибает от голода». И наконец, слепой жук говорит о человеке, умершем от солнечного удара, так как «жук погибает, когда его слепит солнце». При всей туманности рассуждений Гораполло, Пол сразу понял, что напал на нужный источник и быстро вычислил, что объединяет трех указанных существ: смерть. Взяв в качестве ключа латинское слово mors, он без особенного труда расшифровал четвертое послание Колонны.
«Ты, зашедший столь далеко, присоединился теперь к философам моего времени, которые, возможно, уже стали для тебя пылью веков, но которые в мои дни были исполинами человечества. Совсем скоро возложу я на тебя бремя оставшегося, потому что рассказать надо многое, а тайна моя распространяется слишком быстро. Но прежде в знак признания твоих успехов я изложу начало моей истории, чтобы ты знал, что не напрасно следовал за мной.
В краю моих братьев есть проповедник, принесший беду, ставший чумой для всех любителей знаний. В борьбе с ним мы использовали все наше влияние и всю нашу мудрость, но этот человек поднял против нас наших соотечественников. Его голос гремит на площадях и разносится с трибун, и простолюдины всех стран восстают против нас с оружием в руках. Как Бог из зависти разрушил башню до небес, построенную людьми в долине Шинар, так и он поднял руку на нас, пытающихся сделать то же самое. Раньше я надеялся, что люди желают освободиться от невежества так же, как рабы стремились освободиться от пут. Теперь я знаю, что человечество — трусливое племя, подобное сове из моей загадки, которая предпочитает солнцу тьму. Умолкаю до завершения крипты. Быть господином такого народа — то же самое, что быть нищим в замке. Книга — мой единственный ребенок. Долгой жизни ей, и пусть она послужит тебе на пользу».
Не тратя времени на обдумывание послания, Пол перешел к пятой, и последней, загадке, которую отыскал, пока я мучился с четвертой.
«Где соединяются дух и кровь?»
— Это один из самых древних философских вопросов, — сообщил мне Пол.
— Какой? — спросил я, собираясь на свидание с Кэти.
— Скрещение сознания и тела, духовно-плотская дуальность человека. Об этом говорится, например, у Августина в трактате «Против манихеев». Вопрос рассматривается и в современной философии. Декарт считал, что обнаружил душу в мозге, где-то возле пинеальной железы.
Пока я одевался, он все говорил и говорил, листая взятую в библиотеке книгу.
— Что читаешь? — спросил я, снимая с полки «Потерянный рай» Милтона.
— Галена.
— Кто это?
— Один из отцов западной медицины наряду с Гиппократом.
Я вспомнил, что уже слышал это имя от Чарли, когда он проходил курс истории науки. Однако к «Гипнеротомахии» он вряд ли мог иметь какое-то отношение, потому что умер за триста лет до ее публикации.
— И что?
— Думаю, загадка как-то связана с анатомией. Колонна, по всей видимости, считал, что в теле есть орган, где дух соединяется с кровью.
На пороге с огрызком яблока в руке возник Чарли, услышавший, должно быть, что-то знакомое.
— О чем речь, профаны?
— Вроде вот этого, — игнорируя Чарли, продолжал Пол. — Rete mirabile. — Он ткнул пальцем в диаграмму. — Целый клубок нервов и сосудов у основания мозга. Гален полагал, что здесь жизненные духи превращаются в животные.
— Но что-то не так? — спросил я, бросив взгляд на часы.
— Не знаю. Не получается.
— Это потому что у людей его нет, — заметил Чарли.
— Что ты имеешь в виду?
Осмотрев огрызок, Чарли откусил последний кусочек и поднял голову.
— Гален препарировал только животных. Rete mirabile он находил у овец и быков.
Пол закрыл книгу.
— Он также много занимался сердцем, — продолжал Чарли.
— Искал септум? — с видом знатока спросил Пол.
— Септум там есть. Только в нем нет пор.
— Что такое септум? — спросил я.
— Сердечная перегородка. — Чарли подошел к столу, перелистал книгу и, найдя диаграмму кровеносной системы, указал на что-то. — Гален ошибался. Он считал, что в септуме есть маленькие дырочки, через которые кровь проходит из камеры в камеру.
— Это не так?
— Нет! — резко и даже раздраженно бросил Пол, словно желая показать, что он работает над проблемой куда больше, чем мне кажется. — Ту же ошибку допускал и Мондино. Задачу решили только Сервет и Везалий, но уже в шестнадцатом веке. Леонардо шел за Галеном. Гарвей описал кровеносную систему только в семнадцатом веке. А загадка относится к концу пятнадцатого. Так что речь может идти только о септуме или rete mirabile. Тогда еще никто не знал, что кровь смешивается с воздухом в легких.
— Никто на Западе, — с ухмылкой поправил Чарли. — Арабы поняли это за два столетия до того, как твой приятель написал свою книжку.
Пол опять полез в бумаги. Полагая, что вопрос решен, я повернулся к двери.
— Пора бежать. Увидимся позже, ребята.
Но прежде чем я успел переступить порог, Пол нашел то, что искал, текст третьего послания Колонны.
— Арабский доктор. Как его звали? Не Ибн Аль Нафис?
Чарли кивнул:
— Точно.
— Должно быть, Франческо с этой загадкой помогал Андреа Альпаго.