Димон. С чего ты взял, что это санаторий?

Лавруша. Ну, дом отдыха. Стоит себе посреди леса, а мы и не слыхали о нём. На первом этаже столовая, наверху спальни, библиотека, телевизор. Может, даже кинозал есть. Дом-то огромный, видал?

Стеша (она тем временем усадила Килю, стащила валенок, снимает носки). Ещё один? Сколько же их у тебя?

Киля. Не помню. Сколько было, я все надел.

Стеша (осматривает лодыжку). Ничего страшного. Сейчас перетянем… (Начинает бинтовать.)

Киля. Ой!

Стеша. Димон, помоги. Надо потуже, а он пищит.

Димон. Чуть что — сразу Димон, да? Самый жестокий, самый безжалостный.

Стеша. А вот и нет. Просто у тебя характер есть. Самый твердохарактерный.

Димон. То-то Киля на меня смотрит, как кролик на удава. А ну отвернись! (Бинтует ему ногу, затем надевает валенок.) Гоп!

Киля (изумлённо). А я и не почувствовал ничего.

Димон. Сидя, конечно, не почувствуешь. Ты наступить на неё попробуй.

Киля (встаёт и, прихрамывая, прохаживается взад-вперёд). Порядок. Теперь я хоть до Ночлегова дойду. Вот только… (Останавливается у большого холодильника, заглядывает в него и достаёт бутерброд.)

Стеша. Киля, не смей! Как тебе не стыдно.

Киля. А что такое? (Откусывает.)

Стеша. Немедленно положи назад. И не смей ничего брать без разрешения в чужом доме.

Киля (жуёт). А если я уже откусил?

Стеша. Всё равно.

Киля. У меня целый рубль есть. Я могу заплатить. Вот.

Стеша (менее уверенно). Но это же некрасиво.

Лавруша. А правда, ребята. От холода спаслись, не погибать же теперь от голода. У меня, например, тоже есть полтинник.

Димон. Быка жареного — не знаю, а овечку бы я сейчас запросто умял.

Стеша ещё секунду колеблется, потом машет рукой. Ребята кидаются к холодильнику, достают всякую снедь. Начинается пир. Деньги, какие у кого были, аккуратно складываются кучкой на виду.

Димон. Нет, вы только представьте себе, что бы с нами было, если б не Киля.

Лавруша. Что было бы? Дома уже сидели бы.

Димон. Вот именно. Никаких приключений. Тихо-мирно доплелись до своих Зипунов, и что? Стеша бы сейчас с выражением читала в клубе: «Выхожу один я на дорогу», а бабка Агафья опять рыдала на строчке «но не тем холодным сном могилы».

Стеша. Ты опять! (Замахивается на него булочкой.)

Димон. Нет, нет, драться нечестно. Лавруша кормил бы своего хомяка и мечтал бы, мечтал…

Лавруша. О чём?

Димон. Ну, не знаю. О слонёнке. Об удавчике. О домашнем зверинце. Я хочу сказать, что всё было бы как в прошлом году и в позапрошлом…

Стеша. Разве в прошлом плохо было?

Димон. Подожди. Представьте себе, что тот же Киля, которого мы волочим по снежной пустыне, не глядит зорко по сторонам, а только плачет, стонет и охает. Что получится? Мы проходим мимо волшебной тракторной колеи и пропадаем в дикой чаще.

Стеша. Это Киля её заметил, верно.

Димон.…Мы не попадаем в этот волшебный дворец.

Лавруша. Что в нём волшебного?

Димон. Всё! Всё, начиная от этой скатерти-самобранки…

Стеша. Холодильника-самобранца.

Димон.…кончая тем, что тепло, как в Крыму. Но знаешь ли ты, о великий ломатель ног и тракторный следопыт, что на твоём месте я бы не торопился радоваться. Я бы не сидел с набитым ртом, не сиял глазами и носом, а вспомнил кое-какие сказочные истории, читанные в детстве.

Киля. Мальчик с пальчик?

Димон. Или Баба-Яга. А ещё лучше — «Аленький цветочек». Помнишь, что там бывает обычно, когда заблудившийся путник набредает в лесу на сказочный замок, на такой вот санаторий на курьих ножках? Да-да, ты правильно вспомнил: обычно появляется чудовище.

Лавруша. Р-ры! Рр-ыы!

Димон. И добро, если над ним нужно только поплакать, чтобы оно превратилось в человека. Стеша с этим справится, их в театральном кружке специально обучают лить слёзы по заказу. А если это чудовище…