А бойцы нагло интересовались у меня, кто там за дверью – Дед Мороз или Старик Хотабыч?

– Кощей Бессмертный! – отрезал я, постучался и толкнул дверь. Черт возьми, я почти угадал! Не далеко от утепленной толстым серым войлоком входной двери, под яркой лампой сидел пожилой старший мичман, сухой, как старый столб, с лицом цвета старого же дерева, со шрамом от давнишнего ожога. Совершенно седые его волосы были зачесаны на пробор. Обут он был в какие-то невероятные белые, подшитые коричневой кожей большие валенки, явно взятые из какого-то фильма о военном времени. Во всяком случае, наяву я таких не видел. На кителе у него, из-под наброшенной сверху меховой безрукавки, были видны целых четыре ряда орденских планок. Судя по ним, можно было понять, что служит он столько, что его должны были бы давно уволить на почетную пенсию, но забыли в пыльных лабиринтах истории, как и весь этот вверенный ему и заброшенный склад. В углу, на электроплитке, тоже допотопной, с открытой спиралью, вовсю пыхтел настоящий медный чайник. Я точь-в-точь такой видел в кино про дореволюционный парусный флот! Невольно подергал себя за мочку уха – может, сплю? Да вроде нет, ответил сам себе. Я достал из портфеля наряды на получение этого самого “вечного двигателя”, будь он неладен и трижды, через нитку, проклят.

“Кощей Бессмертный” удивленно воскликнул, лишь только глянул на них:

– Да они что там, у себя в управления, все охренели?.

– Ну, не то чтобы все, – хмыкнул мой молодой собрат, – но где-то около того!

– Вечный двигатель! А скатерти – самобранки или меча-кладенца им не надо?

– А что, есть? – невинно поинтересовался я. Да, теперь все стало на свои места – припомнились и ухмылки Первухина, (Тетушкин-то, дьявол, опытный организатор розыгрышей, держался уверенно), и первое апреля, и поведение офицера и его сотрудниц в техупре. “Ладно! Запомним!” – мстительно подумал я.

До отхода баржи времени оставалось достаточно, а причал – рядом. Плевать! Успеем. “Когда тебя так классически надули, то надо первым начинать смеяться, расслабиться и получать удовольствие… Ай да Тетушкин, ай да сукин ты сын!” – подумал я обо всем этом, а вслух сказал: “А мы, старина, просто так зашли, время скоротать. С двигателем-то этим все ясно – нет и быть не может!”.

Я стал доставать из портфеля консервы, хлеб, ибо покормить-то бойцов надо, война – войной, а пища – по норме, и уже настала самая пора. Подумал немного и извлек также из его недр бутылку “шила” – самим стресс снять, да и деда угостить. Все равно – пока дойдем до Подсолнечной, то да сё, рабочий “день смеха” кончится. Значит, греха в том, в употреблении спиртного, особого не будет.

– Ну, что, отец, давай угостимся, чем Бог послал? Сегодня Бог нам неплохо послал, в честь “Дня смеха”. Да и из техупра могли бы просто “послать”, так нет, целый спектакль устроили… Но общая польза есть, кое-какие запчасти и всякое железо достали. Так что по очкам – так вроде и победа!

Старший мичман хмыкнул и деловито стал освобождать стол от бумаг, из шкафа – буфета извлек стаканы, тарелочки, вилки, нож, сахар в жестяной банке, графин с чистой водой. Консервы были знатные – консервированный язык в желе, паштеты, даже маленькие сосиски, плотно набитые в банку, настоящие португальские сардины в прованском масле… Я сделал приглашающий жест, и мои бойцы стали открывать банки, нарезать хлеб.

Выпили за знакомство, за день смеха (век этот смех буду помнить!). Матросы, конечно, пили только вкусный ароматный чай из дедовского антикварного чайника, а насчет чего покрепче даже и не заикались – знали меня. Нравы у меня простые, нервы – уже слабые, а рука – еще тяжелая, а реакция – всегда хорошая и точная…

Молодой мичман и матросы взяли деда в оборот, расспрашивая его о разных “железяках”, которые лежали у него повсюду, аккуратно укрытые, тщательно запакованные, на каждом – табличка с формуляром. “Флотский порядок!” – уважительно подумал я: – По всему видно: дед старой флотской закалки!”.

– Нет, конечно, скатерти самобранки и меча волшебного нет, но многое чего тут еще сохранилось. Есть такие системы, что и подлодку могут от аварии спасти, даже без помощи человека. Только вот загвоздка – она железо-то спасает, а о людях не думает, так что с экипажем будет, ее особенно не волнует. Испытали ее, отчет составили, да и сдали мне на склад – от греха подальше. Да и много чего еще есть, всего и не упомнишь! Много чего инженеры-то понаделали, но все больше в одном экземпляре. Да не все бесполезное, да только, видно не те люди оценивали. А может, просто время опередили – ох и часто так бывает! И получили они не путевку в жизнь, а приговор… Так вот случается!

Он много рассказывал, а мы лишь удивленно слушали и качали головами. Бывает же такое! Дед раскраснелся, от спиртного и обильной пищи, а также от того, что оказался в центре внимания благодарных слушателей. Да матросы забросали его вопросами про крейсера, про оружие. Дед отвечал обстоятельно и подробно. Слушали его уважительно. Но было пора двигать к причалу. Посидев еще какое-то время, мы стали собираться.

И вдруг дед решительно сказал:

– Ладно! Раз они выписали наряд, пусть так и будет! Раз вы ко мне со всем уважением и вниманием, мне старому флотскому ветерану, отфутболить вас так, запросто, совсем не гоже! Говоришь, вечный двигатель! Будет вам вечный двигатель! Только он называется по другому, а у меня числится как изделие “Свет”, а вовсе никакое ни “Х”! И сделали его не недавно, а уж прилично лет тому назад. Знаете, что… А ну, сынки, бери лопаты, пойдем двери в одно секретное хранилище разгребем!

Вот, оказывается, внимание к людям, уважение к их заслугам (и должности) делает чудеса! Много ли надо человеку! – подумалось мне. Мы сообща быстро вызволили нужное хранилище из снежного плена, хотя и пришлось попотеть. Наконец, он выдал нам изделие, один к одному похожую на обычную двухсотлитровую бочку. А к нему выдал еще чемоданчик с чем-то, и ящик с ЗИПом. “Бочка” эта была вполне транспортабельная, килограмм сорок-пятьдесят от силы, окрашенная в веселенький голубой цвет. Да и катить, ее, оказывается, было вполне допустимо по условиям транспортировки.