Шрифт:
Пянки. Гулянки. Беспорядочный секс со всеми подряд, и мальчиками, и девочками. Причем, совсем не стесняясь камер и журналистов, выпячивая всё напоказ. Оргии под тонны спиртного и килограммы наркотиков, от которых шалеют даже не самые обремененные моралью представители золотой молодежи. А этих подонков трудно удивить, поверь! Говорят, даже "лотерею" придумали в ее круге. Знаешь, что такое "лотерея"?
Кажется, я покраснел.
– Знаешь. – Эта бестия ехидно усмехнулась. – Загадывали?
Я лаконично кивнул.
– Не переживай, меня тоже загадывали… – Она похлопала мне по плечу.
– Да, но ты вон какая красивая! Вообще клевая! И… Это… – Я не знал, как сказать ей о происхождении, но она поняла, коротко сформулировав:
– Меня загадали те, для которых мое происхождение не лучше, чем твое для тех, кто загадал тебя. – Ее губы растянулись в грустной усмешке. – Ладно, не бери в голову.
– Конечно, это ерунда, – подхватила она прерванную мысль. – "Лотерею" придумали сотни лет назад, на Земле ее знают не хуже, чем здесь, но в окружении Изабеллы Веласкес эта забава приобрела поистине королевский размах. Ее цель – издевательство над людьми, "прикол". Потому я и сказала, что твоя девушка не она, она бы поступила совсем иначе. К счастью. Но масштабы разврата в ее окружении ты можешь оценить.
Я кивнул. Да, я был впечатлен.
– Она вторая в списке, Хуан, – закончила Паула. – Списке наследования. Если что-то случится с гордячкой Фрейей, адекватной несмотря ни на что, эта дрянь станет нашей королевой.
– "Нашей"? – поддел я, и был осажден низко опущенными бровями и ледяным тоном:
– Нашей. Я порвала с Империей, обратной дороги у меня нет. И не жалею об этом.
Она поднялась и прошлась по галерее, затем вернулась, пытаясь продолжить, как ни в чем не бывало:
– Сегодня были похороны. Погибли две девчонки. Хорошие девочки, я знала их – успела познакомиться. Они охраняли Изабеллу Веласкес. Да, покушение было не на королеву, а на эту дрянь, – вновь перебила она, не дав задать вопрос. – Которая ни во что их не ставила. Унижала их, сбегала, подставляла. Клеветала. Девчонки рассказали, как она прыгнула в бассейн и начала тонуть, захлебываться, чтобы ее спасли – ставила их таким образом на место. Она ни во что не ставит даже хранителей, Хуан. Даже нас. И тебе придется находить с ней общий язык, придется ладить, служить и умирать, если на то будет воля всевышнего. Извини, что вылила на тебя все это, но после похорон я не смогла удержаться. Прости.
Она вновь прошлась.
– А ты не готов к этому. Не готов разговаривать со знатью, и тем более с принцессами. Они задавят тебя, смоют в туалете, и ты ничего не сможешь им противопоставить.
Я также поднялся, и, несмотря на сумбур в голове, ответил:
– Смогу. Я буду ангелом, таким же, как вы. Я…
– Ни хрена ты не сможешь! – закричала она мне в лицо, подойдя вплотную и нависнув сверху. – Они, я говорю про всю знать, понимают только силу! Силу вообще! И разговаривают только с теми, кто ДОСТОИН того, чтоб с ними разговаривать, то есть с тем, кто сильный! Все иные – слуги и плебеи, а голос плебея ничего не значит!
И с аристократкой твоей ни хрена не выйдет! – Она наступала, делая шаг за шагом, я же пятился, пока не уперся в стеклопластик витрины. – Твоя девочка задавит тебя так же, как и принцессы! Повеселится и бросит, когда надоешь! Любовь? – Смешок. – Любовь это процесс, а не чувство, а ты запорешь этот процесс на втором же или третьем свидании!
Она сбавила обороты.
– Не обманывай себя, Хуан. Корпус – не панацея, не лекарство от всех бед. Если раньше тебя сливали потому, что ты не был крутым, то теперь сольют, потому, что ты плебей. А это гораздо хуже. И все годы, все силы, что ты потратишь на попытку встать на ноги, пойдут насмарку, как только начнешь общаться с ЭТИМИ.
Она облокотилась о перила галереи и тяжело задышала, пытаясь взять себя в руки.
– И что мне теперь делать? Повеситься? Чтобы не бороться, потому, что это напрасно?
Она долго молчала, затем обернулась, виновато глядя в пол.
– Нет. Прости меня.
– А сама ты не от этого ли бежала на Венеру? Не от этого ли присягнула чужой королеве? Что у тебя ТАМ, дома, то же самое? А теперь не даешь это сделать мне?
– Не совсем. – Вид у Паулы был жалкий. – Да, я сбежала от этого. Но я могу с ними разговаривать, я могу бороться. Ты – нет.
Как ты вел себя в отделе? – воскликнула она с жаром. – Как ПОЗВОЛЯЛ смотреть на себя каким-то вшивым продавщицам? Как на бедного родственника, которого богатые девочки отчего-то решили приодеть! Хотя это ты в костюме, Хуан! Своем лучшем! Мы же так, в повседневном, чтоб было в чем в город выбежать!
Ты позволял им смотреть на себя с высока. Позволял коситься и шептаться за спиной. Тебе было плевать, что они о тебе думают, потому, что ты САМ думаешь о себе так же!
А так нельзя. Если хочешь общаться со знатью, тебе в первую очередь нужно чувствовать себя одним из них. Не так, БЫТЬ им, и плевать на происхождение.