– Залегла пехота. Намертво. Давай вперед, поднимай людей.

– Я комсорга пошлю, – немедленно отреагировал замполит, который в атаках отродясь не участвовал да и на передовой бывал лишь по приказу командира полка.

– Может, тогда лучше агитатора? – в упор смотрел на него комполка глазами, набрякшими от бессонницы и незаживающей раны. – В общем, бери комсорга, агитатора – и не медлить! Зажирели вы в своей норе.

Как ненавидел в эти минуты солдафона молодой перспективный замполит! Он научился на войне беречь себя, произносить зажигательные речи, душевно поговорить с молодым бойцом и вовремя втесаться в наградной лист.

Он считал, что Мельников, бросая штаб, слишком часто лезет на передний край. Пытался отсидеться в своей землянке политсостава с самым крепким перекрытием в четыре наката. На столе были всегда разложены очень важные партийные документы (серьезными делами занимается майор), а со стены смотрел портрет товарища Сталина. Одобрительно смотрел на работу верного партийца.

И, наверное, прощал мелкие слабости замполита. Когда тот дня по три лечил спиртом несуществующий радикулит. Приводил и клал с собой молоденьких связисток, некоторые из которых упрямились, не желали помочь майору скрасить одиночество.

И вот он – путь на передний край. Пока добирались, ранили агитатора – молодого капитана, невесть как умудрившегося попасть на такую сказочную должность. Газеты, призывы, бесконечное отсиживание в редакции «дивизионки», где сочинялись статьи о мужестве и самопожертвовании.

Агитатор знал дальность полета немецких мин (два с половиной километра) и никогда не пересекал эту опасную черту. Слышал натренированным ухом далекий гул чужих самолетов и занимал место в самой отдаленной надежной щели.

И вот пуля в мякоть руки. Заслуженный капитан (две медали «За боевые заслуги») был до того рад, что, даже не перевязав простреленную руку, кинулся в тыл. Затем, когда уже пытались окриками, пинками и выстрелами поднять намертво залегший батальон, мина накрыла комсорга.

Рванула едва не под ногами, подбросив, как тряпичную куклу. Парень, который добросовестно пытался исполнить приказ, лежал издырявленный осколками, с оторванной ногой. Майор, понимая, что такая же судьба ждет и его, не раздумывая бросился в старый окоп. Съежился, выставив ствол «маузера» – оружия мужественных людей. Но обойма оставалась полной, замполит хотел лишь одного, что бы его оставили в покое, и не собирался вести огонь по врагу.

Он даже не сдвинулся с места, когда к окопу подполз боец с перебитой ногой и, не в силах двигаться дальше, стал звать на помощь. Но майор-замполит прижух как мышь. Тем временем пулемет добил бойца, и кровь тонким ручейком потекла к окопу капая на шерстяные галифе замполита.

Майор хотел было убрать ногу (пропадут ведь новые штаны!), но раздумал. Пусть все увидят кровь – комиссары тоже в бою.

И все же немцы отступали. Их давили и в лоб, и с левого фланга. Пулеметный огонь и разрывы мин не давали батальону подняться. Но танки и самоходки упорно продвигались вперед, сминая оборону.

Под прикрытием танков немецкие артиллеристы быстро цепляли к легким тягачам 75-миллиметровки. Расчеты действовали быстро, тем более «гадюки» в отличие от наших «трехдюймовок» были по весу вдвое легче и не такие громоздкие.

Самоходка Карелина поймала в прицел полугусеничный тягач «Демаг». Машина славилась скоростью и сильным двигателем. Набирая ход, пошла по укатанной колее. Расчет орудия в открытом кузове нервничал. Кто-то пригнулся, вцепившись в борт. Другой артиллерист тянулся всем телом ближе к дверце, рассчитывая в последний момент выпрыгнуть.

Солдат в глубоко надвинутой каске не сводил взгляда с русской самоходки. Его глаза встретились с глазами Павла Карелина. Но что мог он прочитать во взгляде лейтенанта, потерявшего половину родни и многих друзей?

– Выстрел!

– Есть выстрел! – отозвался Швецов, нажимая на спуск.

Осколочный снаряд взорвался, разбив сцепку и смяв задний борт вездехода. Пушка покатилась по обочине, одну из станин оторвало напрочь. «Демаг» без груза попытался увеличить скорость, надорванная гусеница болталась и елозила, затем треснула пополам. Бронетранспортер потерял скорость и закрутился на месте.

Павлу показалось, что он слышит крик обреченного артиллерийского расчета. Хотя, скорее всего, большинство из них не успели понять, что произошло. Фугасный снаряд подкинул вездеход, в разные стороны полетели обломки. Кто-то успел выскочить, остальные исчезли в огненном клубке.

– Амбец котенку! – кричал Вася Сорокин.

Получив приказ прекратить преследование и закрепиться на занятой позиции, танки и самоходки посылали снаряды вслед уходящим немецким машинам.

– Чего остановились! Вперед! – кричал, высунувшись из люка, лейтенант-танкист. – Давить гадов!