Шрифт:
– А когда приедет папочка? – спрашивала я, раздвинув занавески, чтобы лучше видеть.
– Совсем скоро, – каждый раз слышалось в ответ.
Но отвечала мне почему-то не мама, а какая-то другая женщина. Я оглянулась и увидела, что она вытаскивает из духовки противень.
– Но уже темнеет, а он никогда не возвращается домой, когда темно, – продолжая глядеть в окно, возразила я.
– Ну как, есть новости? – с беспокойством в голосе спросила она какого-то мужчину, вошедшего в комнату с телефонной трубкой в руке.
– Нет, – ответил он. – Они говорят, что он давным-давно уехал из офиса.
Мужчина показался мне знакомым, но я так и не смогла идентифицировать его.
– Рейчел! – крикнул он.
– Что? – отозвалась она с верхней ступеньки.
– Кажется, пора звонить в полицию.
Но она не успела ответить, так как неожиданно зазвонил телефон. Она кубарем скатилась с лестницы.
– Кто это?! – нетерпеливо спросила она, не дав мужчине сказать «алло».
Тревога в ее глазах тут же передалась мне. Я смотрела на нее и не могла отвести взгляд от ее убитого лица. Волнение сменилось отчаянием, когда она проронила:
– Произошла авария.
– Это ты отняла его у меня, – пробормотала она.
– Рейчел, что ты творишь?! – словно издалека услышала я голос Джонатана.
Слезы мешали мне видеть. А у нее вдруг удивленно расширились глаза.
– О… – выдохнула она. – Ты помнишь.
Боль, как медленный яд, стала расползаться по всему телу. Я хотела крикнуть, но только беззвучно разевала рот.
– Что ты наделала? – уже более настойчиво повторил Джонатан. – Эмма, ты в порядке?
– Эмма, что с тобой? – будто через вату, донесся до меня взволнованный голос Эвана.
Я снова посмотрела ей прямо в глаза и, клянусь, увидела в них ненависть. И содрогнулась.
Все, я больше ни секунды не могла оставаться в ее доме. Мне срочно надо было на свежий воздух. Но я словно приросла к полу. Ноги не слушались. Меня душили рыдания. Тело полыхало огнем. Нет, бежать, бежать от нее – и как можно дальше!
Я выскочила на крыльцо, и ноги, которые только что отказывались слушаться, быстрее ветра понесли меня вниз по улице. Я мчалась во весь опор, не в силах избавиться от боли, буквально раздиравшей грудь. Я пыталась дышать глубоко, но воздуха не хватало. Я бежала куда глаза глядят, не разбирая дороги, и наконец, схватившись за сердце, упала на мокрую землю. Мне казалось, что оно вот-вот разорвется. И тогда я закричала от боли.
Воспоминания разом обрушились на меня. Звонок. Мамин надрывный вопль. И маленькая девочка, словно зритель, смотревшая на все со стороны. Да, тогда я ничего не понимала и одновременно слишком хорошо все понимала. Папа больше не вернется домой. Никогда не вернется домой.
Не знаю, сколько я пролежала на холодной земле, не помня себя от горя. И очнулась только тогда, когда чья-то теплая рука ласково погладила меня по щеке. Он осторожно положил мою голову себе на колени и стал нашептывать ласковые слова, которые я не могла разобрать.
– Все хорошо, – тихо сказал он.
– Боже, как больно! – выдохнула я. – Ну пожалуйста, сделай так, чтобы перестало болеть. – Слезы ручьем текли по щекам.
Эван поднял меня с земли и отнес к машине. Аккуратно усадил на сиденье рядом с местом водителя и поцеловал в лоб. Я сразу свернулась калачиком, продолжая держаться за грудь. Казалось, если я отпущу руки, то буквально развалюсь на части.
А потом меня начало знобить, ведь я продрогла до костей. И хотя в салоне было тепло, я никак не могла согреться. Эван накинул мне на плечи свою куртку, я уткнулась носом в воротник, сразу почувствовав родной запах.
Дыхание со свистом вылетало из груди, от невыплаканных слез дрожал подбородок. Боль давила на меня невыносимым грузом, от нее было ни спрятаться, ни скрыться.
Я настолько погрузилась в печаль, что даже не заметила, как машина остановилась. Он пытался мне что-то сказать, но я ничего не слышала. Его голос звучал глухо и доносился будто издалека. Когда он на руках вынес меня из машины, я закрыла глаза и прижалась к его груди.
Он уложил меня на свою кровать, помог снять туфли и стянуть джинсы. Я лежала неподвижно, с открытыми глазами, не в состоянии сфокусировать взгляд. Пыталась, но не могла загнать воспоминания в потаенный уголок души, где они столько лет хранились за семью печатями. Мне казалось, что я снова потеряла отца.