Из тумана вынырнул погрузчик, тащивший за собой несколько тележек с багажом. За рулем подпрыгивал на сиденье одетый в толстую куртку водитель, на передней тележке сидел небритый и явно похмельный грузчик. На остальных тележках лежали набросанные внавал чемоданы. Филатов подумал, что это не может быть их багаж, потому что иначе пилоты не стали бы запускать двигатели, а спокойно подождали погрузку. Значит, багаж спешил к другим самолетам.

То, что он увидел на последней тележке, заставило его забыть обо всем. Чемоданов там не было. На тележке находился один-единственный предмет, старательно упакованный в оберточную бумагу, как и его икона. Это был… гроб. Целиком на тележку он не поместился, и поэтому его поставили под наклоном и по диагонали, узким концом вверх и вперед. С широкого конца бумага в одном месте сильно прорвалась, и из-под нее выглядывала полированная крышка. Филатова поразило то, что она была в точности такого же цвета, как и гроб, в котором хоронили Слободана. И детали деревянной отделки по бокам были такими же.

Он протер глаза и еще раз посмотрел в иллюминатор, но успел заметить только заднее колесо последней тележки, скрывшееся под фюзеляжем их самолета.

Он освободился от пристяжного ремня и, не обращая внимания на недоуменные взгляды пассажиров, кинулся к противоположному иллюминатору. Но там ничего не было, только густые клочья тумана и серые аэродромные плиты с пробивающейся между ними жухлой прошлогодней травой. Тележки могли проехать у них под брюхом и направиться дальше в сторону, противоположную от их хвоста. В таком случае их уже не увидеть.

Филатов вернулся на место.

— Что там было? — спросил Колесник.

— Так, показалось, — уклонился он от ответа.

«Что это был за гроб? — размышлял он. — Может, он вообще пустой? Здесь гробы дешевле, а где-то — дороже. Вот и везут отсюда — туда, чтобы сэкономить. Это не запрещено. Точно, он был пустой. Больно уж небрежно его расположили. Да и гроб с покойником внутри не стали бы упаковывать в оберточную бумагу, кощунственно это как-то».

Ему стало интересно, есть ли в багажном отделении самолета какое-то специальное место для перевозки гробов, или же их везут вместе с сумками и чемоданами других пассажиров? Если вместе, то соседство хорошее, нечего сказать. Получаешь чемодан и не знаешь, что тот всю дорогу терся о гроб с чужим покойником.

Ему вспомнился читанный еще в школьные годы рассказ Ивана Бунина «Господин из Сан-Франциско». Там администрации дорогого отеля очень не понравилось, что у них скончался постоялец, и гроб с его телом велели вынести ранним утром тайком, прикидав какими-то тряпками, чтобы остальные постояльцы об этом не узнали и не разъехались.

Припомнил он и то, что писатель Антон Чехов скончался в Ницце, а в Россию его тело привезли в железнодорожном вагоне для устриц. Кто-то из деятелей культуры тогда сказал: «Этого вагона для устриц я им не прощу никогда». Филатов так и не понял, кому это «им»? И в чем же того было везти, если дорога дальняя, а такой вагон был в то время, может быть, единственным доступным холодильником?

«Надо же, — удивился он, — как эти похороны забили мне голову, что теперь повсюду чудится гроб Слободана. Не его это был гроб. А может, и не гроб вовсе, а какой-нибудь антикварный шкафчик. Вон скульптор Шемякин, говорят, самолетом даже мебель свою перевозил из Парижа в Нью-Йорк, хоть это и страшно дорого».

Вскоре двигатели их самолета опять завелись, и стюардесса снова попросила всех пристегнуть ремни. В этот раз самолет таки взлетел, и все почти три часа лета до Москвы Филатов спокойно проболтал с Колесником. Сначала он делился с тем своими впечатлениями от похорон Слободана (но далеко не всеми), а потом они просто говорили о всякой всячине. Филатов попросил того не упоминать в будущей статье себя как источник информации, и тот пообещал.

Выходя из дверей аэропорта Шереметьево, Филатов увидел стоящий далеко у служебного входа катафалк. Двое мужчин, по виду грузчики похоронной конторы, задвигали в него завернутый в бумагу гроб. Он понял, что это тот самый гроб из Белграда. Прилететь тот мог только вместе с ними, второй белградский рейс был лишь вечером.

«Значит, он пустой, раз двое справились», — подумал Филатов. Хотя это было вовсе не обязательно. По опыту он знал, что профессиональные грузчики отличаются большой физической силой и легко поднимают то, что обычному человеку кажется неподъемным.

Филатова встретил его охранник.

— Пойди запиши номер, — велел Филатов и кивнул на катафалк.

Тот прошелся мимо катафалка с видом прогуливающегося человека и вернулся обратно.

У Филатова зазвонил телефон, это был Вождь. Он отвлекся на разговор, а когда нажал отбой, катафалка уже не было.

На Ленинградском шоссе он тоже не увидел его в потоке машин. Он даже не знал, в какую сторону тот повернул — к Москве или от Москвы. В первую минуту, когда он осознал это, ему стало досадно и захотелось выругать себя за нерасторопность. «Ну и ладно, — решил он потом. — Пробьем по номеру, если что».

На следующий день, в понедельник 20 марта 2006 года, в газете «Коммерческий вестник» вышла статья под названием «Слободана Милосовича в гробу не видали». Колесник выполнил просьбу Филатова лишь частично — его имя упоминалось только один раз.

С первых же строк в статье высказывались сомнения по поводу личности покойного: «В субботу Сербия простилась со Слободаном Милосовичем. Спецкор Андрей Колесник весь день переживал по поводу того, кто же на самом деле лежит в гробу, который закопали в землю в доме номер 41 по улице Неманьина города Пожаровица».