— Очень, — с чувством сказал Федоров. — Задать бы этому мастеру пару вопросов.

— Неприятных?

— Почему неприятных? — совершенно искренне удивился Ларион. — Любопытно мне посмотреть на того, кто так думает. Просто посмотреть.

Тут он наконец встретился с мальчишкой взглядом и смущенно кашлянул.

Ну да, конечно. Где были его глаза и почему он сразу не догадался?

Они помолчали.

Потом Федоров спросил:

— Как зовут?

— Солон, — с достоинством ответил юный мастер. — Солон Коноров.

Ларион откашлялся снова. На этот раз, чтобы скрыть улыбку.

— Отец давал имя?

— Мама. Отца нет. Его ведьмы съели, давно уже, лет пять назад.

— Солон… Гм. Умная она у тебя, стало быть, мать твоя?

— До пришествия была учительницей истории.

— Понятно. А чинить где научился? Кто научил?

— Сам. Мне мама выменяла у торговцев пару дорогих книжек. «Что как устроено» одна называется, а другая, более ценная, — «Справочник юного выдумщика». Я хотел «Учебник слесаря-ремонтника». Да как же его достанешь сейчас? Дорого стоит. У одного торговца был, мэр за него предлагал два автомата и ведро патронов. Тот только посмеялся. Так и унес книгу. Продал, наверное, в каком-нибудь другом городе.

— Давно это было? — спросил Ларион, вспомнив о руке, торчавшей из воды.

За такую ценность сейчас запросто могли и убить. Это не приключенческие и фантастические романы, которых набирай возами — никому не нужны. Это полезная книга. Вещь очень редкая.

— Да с год уже, — сообщил Солон. — Он ее точно продал. Так что и искать нет смысла. Наш мэр потом локти кусал, когда я сказал, зачем она мне была нужна. Да поздно. Вылетела птичка, не поймаешь.

— И ты, значит, раз книга от тебя ускользнула, стал придумывать все сам?

— Типа того.

Солон шмыгнул носом, провел по нему пальцем, который, конечно же, оказался перепачканными машинным маслом, и в результате обзавелся усами не хуже гренадерских.

Ларион тяжело вздохнул, добыл из кармана чистую тряпицу, утер мальчишке лицо и сказал:

— Ладно, раз ты такой весь из себя умный-разумный, давай, показывай и объясняй, что там у тебя и как действует. Вот этот спиральный поводок, к примеру, зачем? Мне кажется, он лишний.

— Не-е-е… — протянул Солон. — Не лишний он. Тут все схвачено. И вот каким образом…

Через полчаса объяснений и наводящих вопросов Федоров сумел уяснить принцип действия чудного механизма. Еще полчаса ушли на раздумья. Можно было вернуть в насос родные детали, благо юный ремонтник оказался еще и хозяйственным. Не выкинул их, припрятал до времени. А можно было попытаться улучшить необычную конструкцию, довести ее до ума. Второе, конечно, было труднее, но зато и интереснее.

— Ну, рискнем здоровьем? — наконец приняв решение, спросил Ларион.

— А ты готов? — отозвался Солон.

Они уже чувствовали некую общность, теперь у них было дело.

— Куда я денусь? — усмехнулся ремонтник.

— Тогда с чего начнем?

— Как обычно. С того, с чего начинается на свете все стоящее. Подай-ка мне ключ на семнадцать.

К вечеру насос заработал как надо. Вода шла полной струей, с напором, холодная и вкусная.

Они снял пробу, потом умылись. Когда вытирали руки стареньким полотенцем, Ларион спросил:

— А школа-то у вас, стало быть, есть?

— Есть, — ответил Солон.

Он был полон самоуважения, отвечал степенно, старательно выдерживая паузы между фразами.

— Хорошая?

— Мне кажется, хорошая. Мама и еще другие люди учат многим вещам. По учебникам, между прочим.

— По учебникам — это правильно, — искренне сказал Ларион.

Ему через разные города проезжать приходилось и случалось видеть, чему и как можно научить детей, если есть ощущение, что цивилизация рухнула и возникнет не скоро. И пока этого не случилось — можно делать что угодно.

— Я тоже так думаю, — сказал мальчик. — Особенно мне нравится география. Вырасту — буду путешествовать.

— Ты же хочешь механиком быть.

— Да, буду путешествовать и чинить. Много чего увижу и многому научусь.

Тоже позиция, подумал Федоров. Может, повзрослев, он передумает, а может, и нет.

— Мне кажется, твоей маме это не понравится, — мягко сказал он.

— Ну, дык, я потом вернусь и устрою здесь все по уму. Я недолго буду путешествовать. Мне лет пяти хватит. Ну, может, десяти.