Шрифт:
2
И ты прочтешь когда-нибудь (вступаю Я в давности права и слово ты С тревогой тайной ставить начинаю, С тоской о том, что лишь в краях мечты Мои владенья), ты прочтешь, я знаю, Чего, о жрица гордой чистоты, Какой тебя поднесь воображаю, В твоей глуши, средь праздной суеты И тишины однообразно-пошлой,— Ты не прочла бы, судорожно смяв, Как лист завялый, отзыв жизни прошлой, Свой пуританский чествуя устав, Когда б мольбы, призывы и упреки В размеренные не замкнулись строки! 3
«Но благородно ль это?» — может быть, Ты скажешь про себя, сей бред тревожный Читая… В самом деле, возмутить Пытаться то, что нужно осторожно В тебе беречь, лелеять, свято чтить… Да! это безобразнои ничтожно… Я знаю сам… Но тактебя любить Другому, кто б он ни был, — невозможно… Где б ни был я, куда б судьба меня Ни бросила — с собой мечту одну я Ношу везде: в толпе ли, в шуме ль дня, Один ли, в ночь бессонную тоскуя, Как молодость, как свет, как благодать, Зову тебя! Призыв мой услыхать 4
Должна же ты!.. Увы! я верю мало, Чтоб две души беседовать могли Одна с другой, когда меж ними стало Пространство необъятное земли; Иль искренней сказать: душа устала Таинственному верить; издали Она тебя столь часто призывала, Что звезд лучи давно бы донесли, Когда б то было делом их служенья, Тебе и стон, и зов безумный мой… Но звезды — прехолодные творенья! Текут себе по тверди голубой И нам бесстрастно светят в сей юдоли. Я им не верю больше… А давно ли 5
Я звал тебя, трикраты звал, с мольбой, С томленьем злой тоски, всей силой горя Бывалого, всей жаждой и тоской Минуты?.. Предо мной царица моря {59} Узорчатой и мрачной красотой Раскидывалась, в обаяньи споря С невиданною неба синевой Ночного… Вёсел плеск, как будто вторя Напевам гондольера, навевал На душу сны волшебные… Чего-то Я снова жаждал, и молил, и ждал, Какая-то в душе заныла нота, Росла, росла, как длинный змей виясь… И вдруг с канцоной {60} страстною сплелась! 6
То не был сон. Я плыл в Риальто, жадно Глядя на лик встававших предо мной Узорчатых палаццо. С безотрадной, Суровой скорбью памяти немой Гляделся в волны мраморный и хладный, Запечатленный мрачной красотой, Их старый лик, по-старому нарядный, Но плесенью подернутый сырой… Я плыл в Риальто {61} от сиявших ярко Огней на площади святого Марка, От праздника беспутного под звон Литавр австрийских… {62} сердцем влекся в даль я, Туда, где хоть у волн не замер стон И где хоть камень полн еще печалью! 7
Печали я искал о прожитом, Передо мной в тот день везде вставала, Как море, вероломная в своем Величии La bella. Надевала Вновь черный плащ, обшитый серебром, Навязывала маску, опахало Брала, {63} шутя в наряде гробовом, Та жизнь, под страхом пытки и кинжала Летевшая каким-то пестрым сном, Та лихорадка жизни с шумно-праздной И пестрой лицевою стороной, Та греза сладострастья и соблазна, С подземною работою глухой Каких-то сил, в каком-то темном мире То карнавал, то Ponte dei sospiri [34] {64} . 34
Мост вздохов (ит.).
8
И в оный мир я весь душой ушел,— Он всюду выжег след свой: то кровавый, То траурный, как черный цвет гондол, То, как палаццо дожей, величавый. Тот мир не опочил, не отошел… Он в настоящем дышит старой славой И старым мраком; память благ и зол Везде лежит полузастывшей лавой: Тревожный дух какой-то здесь живет, Как вихрь кружит, как вихрь с собой уносит; И сладкую отраву в сердце льет, И сердце, ноя, неотступно просит Тревожных чувств и сладострастных грез, Лобзаний лихорадочных и слез. 9
Я плыл в Риальто. Всюду тишь стояла: В волнах канала, в воздухе ночном! Лишь изредка с весла струя плескала, Пронизанная месяца лучом, И долго позади еще мелькала, Переливаясь ярким серебром. Но эта тишь гармонией звучала, Баюкала каким-то страстным сном, Прозрачно-чутким, жаждущим чего-то. И сердце, отозвавшись, стало ныть, И в нем давно не троганная нота Непрошенная вздумала ожить И быстро понеслась к далекой дали Призывным стоном, ропотом печали.