Шрифт:
— Вот, господа хорошие. Для имущества юного обитателя…
— Спасибо, Риточка, — торопливо сказал Егошин. — Смок, это моя старшая сестра, она живет по соседству. Можешь звать ее тетя Рита.
— Маргарита Леонтьевна, — уточнила «тетя Рита», шевельнула кустистыми бровями и глянула на Инки. Но Инки показалось, что суровость не настоящая.
А с матерью Маргарита Леонтьевна разговаривала с ласковой вежливостью, за которой (как опять же почудилось Инки) суровости было больше. Впрочем, кто их, женщин, поймет. Мать старательно улыбалась.
Поставили в углу облезлую, но прочную этажерку, столик напротив кровати. Нашлась в квартире стремянка, и в тот же вечер Инки натянул под высоким потолком капроновую леску. От угла у двери до другого угла, у окошка.
— Зачем это? — подозрительно сказала мать.
— Надо…
Она пожала плечами, а Инки стал вешать часы. Дело оказалось нехитрое, гвоздь легко вколотился в обшитую досками стену (не то что в кирпичи прежней комнаты). Шишкастая гиря натянула цепочку. Инки поставил стрелки на половину девятого, осторожно толкнул маятник. «Дагги-тиц», — тут же знакомо отозвались ходики. Все, мол, в порядке, мы не будем замирать и капризничать. Инки скакнул со стремянки на пол. Маятник ходил туда-сюда в привычном ритме. Крохотная искра от настольной лампочки сидела на ободке почищенного жестяного диска. На миг показалось даже, что не просто на ободке, а на слюдяном мушином крылышке…
Альмиранте (то есть Алька) сел под часами и следил за маятником. Его голова с подсохшими болячками на ушах покачивалась туда-сюда с той же частотой, что и маятник. Похоже, что у ходиков с кошачьим организмом возник таинственный живой резонанс (как с мухой Дагги-Тиц). Сим и Желька, уцепившись красными ножками за леску, повисли вниз головой и тоже качались — в том же ритме. Их волосы свесились и похожи были на светлые растрепанные кисточки.
«А, появились. Ну и молодцы…» Инки был уверен, что они появятся.
Он поставил на этажерку учебники и несколько книжек: «Смока Белью», «Тома Сойера» (читаного-перечитаного, потому что кое-где там было похоже, будто про него и Полянку), «Хоббита», «Одиссею капитана Блада», «Приключения Алисы»… Лег на покрытый постелью матрац, посадил на грудь Альку. Тот с готовностью замурлыкал.
«Вот так…» — подумал Инки, глядя на маятник. И стал жить в Брюсове.
Брюсово располагалось недалеко от промышленного Южнодольска (не такого большого, как областной Краснореченск, но все же крупного), однако считалось отдельным городом — со своим мэром и прочим начальством, конторами и управлениями. Мать сразу устроилась на работу в одно из таких управлений — на какую именно должность, Инки не понял, да это, видимо, и не имело значения. Главное, что красивая. Красивых принимали на службу в любые офисы (она сама однажды обронила такую фразу). Егошин уходил на службу в аэропорт, Инки часто был в доме один. Утром спал до той поры, пока не приходила из соседнего дома Маргарита Леонтьевна. Она громкоголосо будила Инки через дверь:
— Вставай, сумрачный рыцарь. Лопать будешь?
— Буду…
Непонятно было, почему он «сумрачный рыцарь», хотя за этими словами грузной тетки Инки угадывал скрытый смысл…
У Егошина был компьютер.
— Пользуйся, — сказал Егошин в ответ на нерешительный Инкин взгляд. — Только потом не забывай выключать. А то зверь вздумает грызть провода и устроит фейерверк.
У Альки и правда обнаружилась такая склонность: кусал то провод настольной лампы, то телевизора. Инки хлопал его пальцем по носу, Алька шипел и замахивался растопыренной лапой (всего-то клочок шерсти, а с характером!). Но они тут же мирились.
— А в Интернет можно заглядывать? — спросил Инки.
— Заглядывай…
— Но это же дорого! — тут же вмешалась мать.
— А что в наше время дешево? Кроме обещаний чиновников, — сказал Егошин.
— Я не буду часто, — успокоил Инки мать.
Он и не хотел часто. Во-первых, пока через вредный модем доберешься до Сети, вспотеешь, как на солнцепеке. А во-вторых, в Интернете Инки нужно было в те дни немногое. Про артиста Смоктуновского. И он отыскал там его биографию, всякие фотоснимки, кадры из фильмов. А самое главное — про фильм «Гамлет». С Гамлетом кадров было немало, а один раз — неожиданно, сам собой — включился видеоролик. Про то, как Гамлет разговаривает с двумя предателями, которые притворялись ласковыми друзьями (имена их и не выговоришь сразу: Гиль-ден-стерн, Розен-кранц… Тьфу!). Речь шла о флейте. Гамлет, измученный их шпионством, сунул им флейту в руки:
«Сыграйте, господа!»
«Принц, мы не умеем…»
«Но это же так просто. Вдувать воздух и зажимать пальцами дырки. Попробуйте! И польются сладкие звуки…»
«Ну… нет. Мы не можем. Простите, принц, нас не учили…»
И тогда-то рвется из него вся скопившаяся горечь (а у Инки перехватывает горло):
«С какой же дрянью вы меня смешали! Вы думаете, я проще этой пустяковой вещицы? Клапанов у флейты не знаете, но считаете, что вам известны клапаны моей души! Надавите и выжмете из меня все, что хотели? Нет, вы можете меня сломать, но играть на мне нельзя-а…»
Это «нельзя-а» останавливало Инкино дыхание. Толчком резкой печали и гордости. Он помучился с кнопками и наконец понял, как можно повторить запуск ролика. И повторил его еще трижды. И решил, что, когда пойдет в новую школу, никому-никому не позволит издеваться над собой.
«Но ты и раньше не так уж позволял…» — сказал ему кто-то. Может, заглянувший из каюты Сим.
«Но иногда все же позволял. И… боялся. А теперь ни-ко-гда!»
Впрочем, в школу Инки пока не ходил. До осенних каникул оставалось несколько дней, и он заявил матери, что начнет учиться со второй четверти. Мать поругалась, но потом отнесла в ближнюю школу документы и там сочинила, что сын заболел после переезда и сидеть на уроках, бедненький, пока не может…