— Ну-ну! — Щербатов подбоченился. — Отцу указывать? Полковнику?

Давыд расхохотался, блестя крепкими зубами.

У Алексея от вина немного зашумело и закружило в голове — отвычка сказалась да и слабость еще не совсем за воротами скрылась. Давыдов это заметил.

— Буслай, забирай поручика в свою избу. Она у тебя почище других будет. Отдохнуть ему надо.

В избе, где квартировал Буслаев, уже толково суетился Волох. Застелил лавку тулупом, покрыл его чистой попоной, что-то мягкое свернул в изголовье.

Алексей сел, расстегнулся, стал стягивать сапоги.

— Послушай, Буслаев, вот этот улан… Александров, кажется… Что про него скажешь?

— Да что сказать? — Буслаев сел рядом, хитро улыбнулся. Он в отряде всезнайка был. — Повеса. Но боец с отвагой. Рука, правда, слаба для рубки. Однако храбр до сумасбродства. Ходит в атаку с чужими эскадронами, что не должно делать. Бросается на выручку, когда его не просят. Рыдает над раненым конем. Вина не пьет, в карты не играет. Краснеет при каждом остром слове… Да что тебе интересно-то? — Буслаев явно ждал главного вопроса. — Что еще сказать? Любит бродить в одиночку в поле, коня купает и сам купается всякий раз далеко в стороне…

Алексей с наслаждением лег, вытянулся, кинул руки за голову.

— Да вот… какая-то догадка в голове беспокоит.

— Ну-ну. Ты смелее.

— Да не девица ли этот Александров? — брякнул Алексей, смутясь.

Буслаев захохотал, зашлепал ладонями по коленям.

— Не девица ли? — того не скажу, не знаю. А что не мужчина — уж точно!

— Да как же может такое быть?

— Да вот так. Сам государь, говорят, дозволил. И свое имя ей в фамилию дал. Из своей руки Георгия вручил.

— Может ли такое быть? Женщина на войне!

— Да и война не простая. А Парашу свою вспомни. Что с тобой плечом к плечу на крыльце рубилась. К тому добавлю: здесь вот село есть, запамятовал как называется… Старостиха одна, Василиса, кажется, отряд собрала, француза колотит без пощады.

— Так то простые крестьянки. А этот… эта Александров… Поди дворянка?

— Баба, — буркнул из своего угла Волох, — она в любом звании баба и есть. А уж коли ее что за сердце взяло, пошибче иного мужика бушует.

— А ты, князь, как догадался? Ножка маленькая, румянец?

— Да это не я, — усмехнулся Алексей. — Параша угадала. Да и выпроводила в ночь.

— Взревновала? — усмехнулся и Волох. — Не схотела, стало быть, делиться? А ты, Алексей Петрович, улану глянулся. Примчался в село, давай кричать и ногами топать. «Какие, — кричит, — вы товарищи, если ваш командир в лесу погибает!» Кричит: «Там мародеры-шаромыжники бродят. Меня два раза обстреляли! Кто со мной на выручку князя?» И саблей машет. Ну, перед нашим Давыдом не больно-то помашешь. Улана приструнил, а нас послал как раз в самое время.

Алексей сладко потянулся. Приятное чувство овладело им. Будто вернулся в родной отчий дом. Да где он, этот отчий дом? Кто в нем сейчас хозяином?

— А что за шаромыжники такие? — сквозь наступавшую дрему спросил Алексей.

— Мужики французов так прозвали, — объяснил Буслаев. — Мародеров. Они, как в лапы партизанам попадут, так тут же заискивают: «Мол, шер ами, шер ами, дорогой друг». Отсюда и шаромыжники.

В избе захолодало.

— Зима скоро, — задумчиво проговорил Волох. — Достанет она шаромыжников… Истопить, что ли? У меня там, в сенцах, соломка припасена.

— А больше ничего у тебя не припасено? — спросил Буслаев с надеждой.

— Так вы, ваше благородие, вон князя попытайте, — кивнул в сторону Алексея. — Лексей Петрович, ить я ваш погребец в целости сберег.

— Ну? — удивился Алексей, привставая. — И ни глотка не тронул?

— Как можно? — искренне обиделся Волох. — Без спросу Волох чужого и на щепотку не тронет. Но вот ежели со спросом… — И он выразительно шмыгнул носом. — Принесть? Так я мигом. Только печь растоплю. Холодная водка в тепле куда как лучше идет. У меня и картошечка вареная припасена. И курятины немножко. Да, кажись, и огурчик соленый гдей-то затерялся…

— Так что ж ты топчешься? — взревел Буслаев. — А ну — галопом марш-марш!

Зашумела в печи солома, загудело в трубе, звякнули серебряные стаканчики, стукнул в дверь полковник Щербатов, веселый, с красным носом.

— Ишь! А называется сын! Стол накрыт, а родной отец в обозе, на соломе ночует.

— Как раз за тобой послать Волоха хотел.

— Так и есть, господин полковник, — подтвердил Волох. — Их благородие собирался…

— Долго собирался, — буркнул полковник, утверждаясь за столом.