— Ты что юлу запустил? Ты прямо говори.

— Ваше благородие, адъютант у нас нынче был. Все про вас расспрашивали. Мол, как и что?

Алексей со злостью воздух из груди выпустил через туго сжатые губы.

— Ты прямо можешь сказать?

— Не осмеливаюсь.

— Ну и дурак из тебя. Что расспрашивал?

— Мол, оченно вы с нижними чинами добродушны. Что полюбовницу в наш стан приголубили. И что есаула Волоха прикрыли, когда он у пленного француза часы с кармана взявши.

— Пусти, — сказал Алексей, высвобождая повод. — Глупости. Ты как Волоха судишь?

— А никак. Они ему всю семью сничтожили, а он с них часы взял. То на то и получилось, ваше благородие. Или не то?

Осмелели солдатушки. Силу свою почувствовали. И достоинство. Что с этого будет, как знать?

Адъютант. Майор Измайлов. Его не любили. Ни офицеры, ни солдаты. Солдаты за жестокость, офицеры за что? Никто бы не ответил на этот вопрос. За неискренность? За мелочность? За мелкие подлости? В карты не играл, а если и проигрывал, то долг карточный месяцами не отдавал. Был однажды вызван на дуэль — отказался с высокомерием. Другого бы после такого в тот же день из полка вымели, а этот Измайлов удержался. Поговаривали, что тетушка его, старая графиня, имела влияние на государя. Что государю не в честь было.

Вот как однажды случилось. После трудного боя, с большими потерями собрались командиры в одной палатке. Поднять горькую чару за победу, за павших, за раненых. Ну и как у нас бывает, грусть и печаль закончились веселым разгулом. Ну вот такие мы, что с нами сделаешь. Зазвенели гитары, зазвучали озорные песни, зашлепали карты по столу, слаженному из двери, невесть с какого дома снятой. Измайлов, сидя в сторонке с трубкой, все замечал, но ни в чем не участвовал. А наутро доложил полковнику, что его офицеры всю ночь пьянствовали, непотребно пели, а под утро девок искали.

Полковник рапорт (донос) со всем вниманием прочел, положил его на стол, прижал малым ядром, что в бою его коня сгубило, и тихо, беззлобно, даже с грустью молвил:

— Ну и дурак.

— Я дурак? — уточнил Измайлов.

— Ты не дурак, ты подлец. А дурак я. Дурак, что в это время к ним не наведался.

— Государю отпишу, — пригрозил Измайлов.

— Хоть Господу Богу. Только вряд ли он к такому прислушается. Писал бы ты отставку, а?

— Я на службе Отечеству!

— Из штаба — вон. Вагенбург (тыловое обеспечение) тебе вотчина. Там непременно по своей натуре проворуешься, мы тебя перед строем расстреляем.

— Слушаюсь, ваше превосходительство.

В вагенбург Измайлов не был отправлен, оставлен при штабе. И подличал как и прежде. Что ж, война порождает не только героев, но и подлецов. И кого из них больше — той армии и судьба…

— Спасибо, Евсеев. Только я его не пугаюсь.

— Пошел бы он с нами в бой, ваше благородие, так уж из него и не вышел бы.

— Ты не говорил, я тебя не слышал. Пусти, я устал, спать хочу.

Алексей отдал коня ординарцу, что дожидался у балагана, забрался внутрь, устало, с наслаждением вытянулся на прелой соломе. Легко подумал: хватит для меня на сегодня. Спать…

Он быстро уснул. Но кто ему снился? Несчастная Мари? Бедная Параша? Или босой мальчуган с голубыми глазами? Кто скажет?

Чем свет зашумел возле балагана корнет Буслаев. Отнекивался ему вполголоса Волох:

— Спят еще, ваше благородие. С вечера поздно легли, уж в полную ночь. — Кашлянул, прошептал: — Да и под хмельком.

— Буди, буди! Позицию будем оборудовать. Не поспеем к обеду — полковник уши надерет.

Алексей почувствовал цепкую буслаевскую руку на своей ноге, отбрыкнулся, вышел наружу.

— Хорош! — рассмеялся Буслаев. — Ты ровно в скирде ночевал. — Сам он был свеж, бодр, умыт.

Алексей скинул рубаху. Возле балагана, на чурбачке, — ведро с водой, жестяная кружка, обмылок на кленовом листе. С удовольствием умылся, нагнулся, скомандовал:

— Слей!

Волох щедро окатил ему голову из ведра, протянул расшитое полотенце.

— Где умыкнул-то?

— Гостинец вам, от Параши. Своей рукой расшила. Сама-то передать застеснялась.

Ведро с чурбачка исчезло, появился вместо него деревянный кружок. На нем — полкалача, серебряный стаканчик, куриная ножка.

— Откуда курица? — удивился Алексей. — Тоже от Параши?

— Коли яйца есть, так и курица найдется, — уклончиво объяснил Волох.

— Себя-то не обидел?