В какой-то станице спросил он дорогу на хутор Незамаевский. Долго ехали неоглядной степью. Пылила под колесами дорога, в лад глухо постукивали копыта, позвякивали пряжки да кольца сбруи. Тянулись по обочинам ровными рядами, в пыльной листве, шелковицы. Стояло над головой щедрое и горячее донское солнце. Чуть ниже, в белом мареве, повис ястреб, широко распахнув сильные крылья.

Нагнали хохла в громадном брыле и драной вышитой рубахе, в широченных штанах, босого. Уточнили, как ехать дальше. Хохол так долго и подробно объяснял дорогу, путая украинскую мову с русской речью, что ничего было не понять.

— Садись, проводишь, — сказал Алексей.

Ленивый хохол охотно подсел к вознице и проводил коляску до поворота на хутор. Проехали еще сколько-то верст, пересекли неглубокую речку, напоили коней. Показался наконец хутор, укрытый от зноя высокими тополями да старым ореховым деревом. Сердце у Алексея дрогнуло.

Большая, белоснежно мазанная хата, крытая ровно обрезанным по стрехам камышом, с чистыми окнами, с синими ставнями в алых цветах. Над печной трубой вьется едва заметный в солнечном свете дымок.

Молодая красивая ладная девка раскладывает по плетню цветные перины. Перед домом поседевший Волох — босиком, распояской, в соломенном капелюхе — гоняет на корде тонконогого золотистого дончака. На лошади — хлопец, сидит выпрямившись, руки за спиной, уверенно. Светловолосый, синеглазый, тонкой кости.

Алексей присмотрелся — чем-то ему этот хлопец знак'oм показался. Соскочил с коляски, пошел к дому, путаясь сапогами в щедрой сочной траве.

Волох вскинул голову, блеснул зубами на загорелом морщинистом лице. Узнал сразу.

— Ваше благородие! Господин полковник! Алексей Петрович! — часто заморгал выцветшими глазами, в морщинках на лице повлажнело. Несмело обнял полковника. Алексей расцеловал его.

— Вот и свиделись. — Волох мазнул ладонью по щеке. Но тут же построжал: — Алешка! — Алексей даже вздрогнул, показалось, что ему. — Алешка! Спешился. Грозного напоил. Под навес поставил. Живо-два!

Мальчонка ловко перекинул ногу через холку, соскочил наземь, подошел к Алексею, ведя лошадь в поводу, взглянул чистым смелым взглядом.

— Вот, господин полковник, — со скрытой гордостью сказал Волох, — полный вам тезка.

— Как же так? — немного смутился Алексей.

— Так я ж тож Петро. Нешто не знали?

Не знал, к стыду. Все Волох да Волох.

— Ну иди, Лексей, справляйся. Настасея! Брось тряпки, поди сюда!

Подошла Настасея, тоже не сробев и не показав любопытства.

— Что, девка, хорош барин? Чем не жених?

— Красивый. Однако стар для меня.

Волох захохотал.

— Да ты помнишь ли его?

— Как же, батюшка? Но мне больше другой тогда глянулся, молоденький. Что с матушкой сарафан мне шил. За него б пошла, коли позвал бы.

Волох захохотал еще пуще:

— Да не взял бы он тебя! Ему самому в пору… — Договаривать не стал. — А старого князя помнишь?

— Как не помнить, ласковый был. — Настасея выпростала из пазухи медный крестик на серебряной цепочке.

— Что это? — не понял Алексей.

— Так как же, Алексей Петрович? Неш не помните: все князь хотели Настасею за леденец чем-то отдарить. Вот и придумал. Увидал на ней крестик этот на шнурке. Замызган шнурок пуще супони. Сняли его благородие цепочку со своих часов. А часы мне подарили… — Тут он замолк, трудно сглотнул. — Так что стоять, пойдемте до хаты, бо горилка простынет.

В хате чисто, прохладно. Гладко утоптанный глиняный пол, ровный и твердый, что паркет. До бела выскобленный стол, лавки, покрытые рядном. В красном углу — убранные вышитыми рушниками образа. Беленая печь. У окна, за рукодельем, еще одна девица, совсем иного склада: округлости по фигуре есть, но в кости тонка, на волос и на глаз чернявая. Встала, наклонила голову.

— Француженка? — догадался Алексей. — Та самая? Маша-каша?

— Когда то было! Теперь — казачка. А это женка моя, хозяйка дому всему — Параскева Ниловна.

Обернулась от печи хозяйка. Алексей ахнул и зарделся:

— Параша?!

Подошла, поклонилась в пояс.

— Да чтоб тебе поцеловать барина, а? — посмеивался Волох, глядя на них.

Параша расцеловала Алексея в щеки. Она сильно изменилась — раздобрела, но не квашня, стать упругая, походка плавная, говорок южный появился — казачка! А в глазах, когда на Алексея взглядывала, грустинка.