Он постучал пальцем по какой-то странной коробочке. Коробочка мерцала зеленым, а с одной стороны по кругу бегал крохотный огонек, точно пойманный в стекляшку светлячок.

— Ты когда-нибудь был внизу?

Тём сощурил глаза.

— На Итере был… а дальше ничего интересного нет.

— А ты? — Верхний повернулся ко мне и своими глазами-сосульками в меня впился. А я ведь была. Совсем внизу — там, где шахты, и еще ниже, где в серых развалинах древних городов ветер метет пыль, где туманы столь плотны, что иногда даже днем приходится зажигать огонь… Давно только это было… когда был жив отец, да и жили мы совсем не здесь.

— Была, глубоко — ответила я и отвела взгляд.

— Дорогу покажешь? — мягко спросил О-лек.

— Нет никакой дороги. Падаешь и падаешь. Когда устанешь падать — будут придонные острова.

— А дно?

— А дна не бывает.

— А если я скажу, что возьму вас наверх? Обоих. И тех, кого вы с собой пригласите.

Наверх…

Там свет океана меркнет лишь на короткое время. Там плавают сотни маленьких островков, на которых растут яблони и вишни… Там живут счастливые красивые люди, не знающие о долгих зимних ночах.

Тём кашлянул. Картинка цветущих яблонь, окруженных светом, рассыпалась, а вместо этого на меня смотрели две пары глаз. Темные, знакомые — с ожиданием, светлые, чужие — с интересом и почему-то с вызовом.

— Я пойду, — ответила я.

За штормовым разрядом треск ломающегося дерева был почти не слышен. Просто легкий толчок, хлопок ткани — и конец левого крыла затрепетал на ветру, как живой огонь.

— Земля забери, — выругался Тём, тщетно пытаясь выровнять лодку, — как чувствовал, что этому болвану двухголовому верить нельзя, — Йо, ослабь второе крыло, мне до узла не дотянуться.

Я отвязала корд и отпустила его на несколько локтей, позволив правому крылу провиснуть красивым полукругом. Снова разряд, порыв ветра… лодку тряхнуло, нос угрожающе накренился. Сидевший впереди О-лек вцепился в перила так, что костяшки пальцев побелели.

— Мои предки, — Тём перекинул канат через плечо и уперся ногами в борт, пытаясь натянуть вздувшийся пузырем руль высоты, — водили красивые удобные корабли сквозь это… забыл. А у меня — только эта скорлупа, которой сто лет в обед, и тяги прогнили. Ну разве это справедливо, а? Такое падение. Прадеды летали к этим… как их…

— Звездам, — подсказала я.

— Вот именно, — он намотал канат на штангу и взялся за руль, — А я их даже не видел ни разу. Да… про падение. Слишком светло, скорость растет, мне не удержать лодку… будем садиться. Прямо сейчас.

О-лек повернулся и странно посмотрел на меня.

— Что ты сказала? — поинтересовался он.

«Плакса», которая уже давно тихонько подвывала, чувствуя близость тверди, разразилась громким воплем. Внизу, и правда совсем близко, проступили очертания острова — большого, темного, незнакомого. Канаты стали дрожать на ветру, им вторило гудение натянутой до предела ткани крыльев. Я закрыла глаза, поймала зеленую волну и зашептала «эй-кайо-тавари-до», тормозя лодку.

— Всем держаааться! — голос Тёма перекрыл гудение снастей и даже рев «плаксы». — Крылья, ай, крылья…

Хруст, треск, панг-банг рвущихся кордов, скрежет дна по камням — и неожиданная тишина.

— Приехали, — Тём нервно фыркнул, почесал в затылке и сел на одну из уцелевших скамеек, — Йо, брось ты эту веревку, все равно от нее толку нет.

Я посмотрела на корд правого крыла, который так и держала в руках, и шмыгнула носом.

Примерно за день до этого, мы ступили на Итеру. Остров славился самой большой в наших краях торговой площадью и самыми бессовестными торговцами. На Итере мы расчитывали купить лодку. Бороздить глубокий океан без защиты было слишком опасно. К тому же наш Верхний оказался некудышным летуном, зато с деньгами.

— Что это за шары? — спросил он, едва коснувшись земли.

— Капли, — ответил Тём, не оборачиваясь. Он был зол на О-лека, потому что последнюю треть пути до острова нам пришлось почти тащить его на себе.

— Вода, — объяснила я, — запасы воды.

— А веревки зачем?

— Чтобы ночью не улетели. У вас не так разве?

— У нас вода… в бочках. Или в прудах.

— Глупо, — фыркнул Тём, — она так остров ночью вниз тянет. А когда в капле — наоборот, вверх.

Лодку нам сторговал суровый дядька, у которого одна голова смотрела влево, а вторая — прямо. У «левой» головы не хватало глаза, да и вообще она казалась какой-то дефективной. Зато «прямая» тараторила так, что даже Тём начал запинаться. Лодка, по словам торговца, просто блеск, все новенькое и надежное. И за скромную цену, как подержанное.