– Другой бы огорчился, по крайней мере, что жена покидает его постель.

– Мариан, если бы я сказал: «Нет, я не разрешаю тебе менять кровать», – ты бы сказала, что я не забочусь о твоем здоровье. Я сказал «да», но ты все равно обвиняешь меня.

Она встала и подошла к окну. Что-то сердило ее. Может быть, ей хотелось, чтобы он ревновал; тогда бы создалась хоть видимость той чудесной близости, которую называют любовью. Когда-то, очень недолго, ему казалось, что она есть между ними. Поль хорошо помнил то лето, когда они были молоды; он был в Европе по делам отца и писал ей из Лондона и Парижа, скучая и желая, чтобы она была с ним. Это было до того, как они поженились.

Это было до Анны.

Мариан резко обернулась.

– Если бы ты только любил меня! – воскликнула она.

По-своему он любил ее. Он бы все сделал для нее, чтобы ей было хорошо, как сделал бы это для любой женщины своей семьи и как он делал для своей матери.

Поднятые брови придавали Мариан жалобный вид. Она теребила обручальное кольцо.

– Иногда я чувствую свою полную бесполезность. Я бесполезна, Поль?

Эта униженная мольба так не вязалась с ее обычным высокомерием. Какой-то несчастный случай!

– О, – произнес он, – что могло навести тебя на такие мысли? Мне кажется, это потому, что у нас нет детей, а некоторые глупые женщины убеждают тебя, что дети – единственная цель в жизни. Так?

Она опустила глаза:

– В каком-то смысле, наверное.

– Ну, они просто ужасно глупы. С их точки зрения женщина не более чем самка!

Она неуверенно улыбнулась.

– Ты ценнейший гражданин нашего города. Как подумаешь, сколько ты делаешь для общества! Ты бесполезна! Я не желаю слышать от тебя подобное! Так что не смей, – он погрозил ей с шутливым негодованием, – не смей так говорить о себе, слышишь?

Улыбка стала увереннее. А он смотрел на нее: безукоризненная женщина, не неприятная, пристойная даже в нижнем белье. Такая хорошая женщина, желающая делать все как следует! И он почувствовал пронзительную жалость, потому что не мог дать ей больше того, что давал, потому что понимал, что поступил дурно, женившись на ней. Но если бы он не женился на ней, это тоже было бы скверно. Замкнутый круг.

– Знаешь, – сказал он, – мы действительно ведем себя очень глупо. Ты попросила две кровати, я согласился, и из-за этого…

Она с сомнением заметила:

– Может быть, ты прав… Мне кажется, я иногда делаю из мухи слона, да?

– Мы все такие. Пошли, нас же куда-то приглашали на обед?

– К Фоксам. У них будет несколько человек.

– Прекрасно. – Он услышал, как дружелюбно звучит его голос. – Мне они всегда нравились. Надеюсь, что обед будет рано. Я немного съел за ланчем.

– Я дам тебе сандвич.

Она улыбнулась, совершенно успокоенная.

– Прости меня. Это все из-за моей мигрени.

Это называется толочь воду в ступе, потому что никто из них по-настоящему не обиделся. Они были такой достойной, такой цивилизованной парой! Вечер они проведут с друзьями, поговорят о них по дороге домой и лягут спать.

Завтра будет еще день.

День обещал быть чудесным: поездка с Беном в новом «паккарде» с откидным сиденьем, ланч, потом мороженое где-нибудь в кафе и, наконец, вечерний бейсбольный матч. Всю зиму Хенк чувствовал себя затворником в школе, и теперь, в первую неделю летних каникул, он был рад развлечься.

Около полудня они переехали реку в Нью-Джерси.

– Голоден? – спросил Бен.

– Угу.

Бен ухмыльнулся. Это было правдой: чем больше он рос, тем больше хотел есть.

– Растешь как трава, – заметил Бен, с удовольствием взглянув на мальчика. – В тринадцать лет ты уже с меня ростом. Будешь как дед.

Да, Хенк это знал. Он слышал об этом по нескольку раз на дню.

– Где мы поедим?

– У Тони. Подходит?

– Прекрасно подходит.

При воспоминании о спагетти с соусом и десерте у Хенка потекли слюнки.

Заведение Тони располагалось напротив здания суда. Еда всегда была превосходной. Адвокаты и судьи, безвкусно одетые политиканы и профсоюзные боссы с бриллиантами на пальцах – все собирались здесь, чтобы обсудить различные дела.

Заведение принадлежало не веселому смуглому Тони, а Доналу Пауэрсу. Хенк знал об этом, но, понимая достаточно много, никогда не упоминал об этом.

Они приехали рано. Столы, покрытые чистыми белыми скатертями, были накрыты: на каждом стояли блюдо с пармазанским сыром и корзинка с хлебом. Из кухни пахло чесноком. Бен поздоровался с Тони и сел за дальний столик.

– Принесите нам закуску для начала, Тони. Что будем есть, Хенк?

– Спагетти с соусом из моллюсков.

– И принесите две кока-колы, – добавил, обращаясь к Тони, Бен.