Илья налил еще водки. Я обвел взглядом стол, из закуски нашел корку от хлеба. Выпили, закусил.

— А потом эти стали являться, призраки, — речь шофера стала немного сбивчивой, плавающей. Он вновь закурил, не с первого раза зажигая спичку. — Не, Игорян, чертовщина в городе и раньше была, но как-то все слухами, никто сам не сталкивался. Да я и не верил по большему счету. Народец у нас мало нового видит, вот и хочет друг друга байками потешить. А тут — на тебе! — Илья хлопнул в ладоши, выпучив глаза. — Призраков увидел! Сам! Средь бела дня!

— А поподробнее, — плохо выговорил я столь длинное слово.

— Короче, еду в парк. Я тогда еще на кольце работал, народ на работу, с работы возил. Еду порожняком, курю себе в форточку. Солнышко, главное, такое светит, прямо в рожу. Я назад откидываюсь, чтобы не слепило, глаза подымаю… Мать моя женщина, чуть не обгадился от страху! В зеркальце заднего увидел — прямо за мной стоит фигура, черная такая, как тень человеческая. Сквозь нее салон виден, просвечивается. Стоит такая и как бы через плечо мне заглядывает, на дорогу. Я по тормозам, самого на руль бросило. Выскочил из автобуса, в руке монтажка. Оббежал со стороны пассажирских дверей, прыг в салон! А там никого и нет.

— Может, показалось? От солнца блик…

— Я тоже так сначала подумал, — кивнул Илья. — Даже в парке рассказывать не стал, чтоб не засмеяли. А только потом еще несколько раз видел. Да не одну. Бывало, в салон гляну, а сзади сидят, словно по маршруту едут, на скамеечках. Двое, трое. Не шелохнуться. А моргнешь — и пропадут.

— А у других водителей не было такого?

— Я не спрашивал, как — то не ко времени было, — покачал головой Илья. — А другие не говорили. Да и к тому времени осталось нас трое — я, Пашка Колчаков, да Юсупович, начальник парка. А потом и Пашка улетел. А потом и Юсупович с семьей.

— Ясно.

— А теперь вот и того хуже стало, — вдруг продолжил рассказ шофер. — Я их временами под окнами вижу. Иной раз в дверь скребутся, в стекло стучаться. Так осторожно, словно коготочком.

Я поежился, вспоминая, что мы на втором этаже.

— Не постоянно, но все чаще и чаще. Сплю плохо, из дома почти не выхожу, — Илья вздохнул. — И уставать, главное, быстро начал. Вот не делаю ничего, а уже с ног валюсь.

— Слушай, — вдруг вспомнилось мне. — Я сегодня тоже это… вроде как что-то такое видел, странное. По дороге, когда с кладбища шел.

— Да? — вяло удивился Илья, поднимая на меня полуоткрытые глаза. — Это, значит, военные чем-то нас тут опрыскивают… Галюцо… Глюкоци…

— Галлюциногенным?

— Точно! — Илья откинулся на спинку стула. — Надо собраться, короче, пойти их всех…

Он не договорил. Голова его откинулась, рот остался приоткрытым. Из горла донесся громкий храп.

Как я дошел до дома помню плохо. Помню, путался в ключах, ронял их из кармана. Орал что-то в темноту, грозил. В темном подъезде светил почему-то спичками, а не фонариком. Разулся, запер дверь, скинул куртку. Заставил себя снять штаны и рубашку. И практически упал на кровать, блаженно утопая в прохладе неубранной с утра подушки. Сразу же провалился в глубокий, без сновидений, сон.

Разбудил меня посреди ночи резкий звук, тревожный и требовательный. Морщась, вытирая рот рукой, я с силой заставил себя проснуться и прислушаться, раздраженно постанывая. Голова болела, в ушах стоял шум, но даже сквозь него, я разобрал, что играет музыка. Какой-то романс с жутко тянущим звуком.

Я оторвал голову от подушки и с трудом открыл глаза.

Музыка доносилась из черного провала пустой спальни.

Я стоял возле кровати, широко расставив ноги, чтобы не упасть. Чувство равновесия в темноте играло со мной злую шутку, раскачивая мир туда-сюда. Я закрывал глаза, но становилось только хуже, приходилось опираться рукой о холодную поверхность шкафа. В какой-то момент к горлу подкатила тошнота, но я сдержался, глубоко дыша. Липкая противная испарина покрыла лоб, шею и грудь, жутко болела голова.

Да еще и эта долбанная музыка!

— Эй! — попытался возмущенно крикнуть я, но меня так резко качнуло, что я закашлялся и отчаянно замахал руками, силясь не упасть. Не упал.

Спотыкаясь и оббивая ноги об какие-то углы, я на ощупь добрался до двери в кухню, с силой открыл ее. Дверь стукнулась ручкой о стену, резкий звук прострелил голову от уха до уха.

Нашел ладонью выключатель на стене, щелкнул. Ничего не произошло. Щелкнул еще раз. Еще. Защелкал зло, выговаривая протяжно: «Ну, давай же». Наконец вспомнил, где я и почему нет света, замычал обиженно и опять же на ощупь добрел до крана.

Господи, как же хорошо!

Холодная струя била мне в затылок, пока я стоял, упершись лбом в мойку. Но совсем скоро я перестал это ощущать — кожа онемела. Создавалось впечатление, что с водой в слив ушли боль, сухость во рту и нестерпимый шум в голове.

Черт, шум не проходил. А, это музыка. Громкая, заунывная, протяжная музыка из спальни…

Я так резко выпрямился, что ударился затылком о кран, поскользнулся и разъехался на полу, задев ногой помойное ведро.

Музыка играет в спальне?!