Шрифт:
«Доброе утро, ученики», — мысленно произнес Учитель, направляясь к россыпи огней на Таймс-сквер.
Глава седьмая
На то, чтобы вымыть детей, дать им лекарства и снова уложить в постели, у меня ушло больше часа. Я не смог поесть до четырех утра. За окном моей спальни небо над Ист-Сайдом начинало светлеть.
«А ведь когда-то не спать всю ночь доставляло удовольствие», — подумал я, перед тем как погрузиться в мертвецкий сон.
Проснулся я через секунду после того, как открыл глаза. Разбудившая меня какофония кашля, чихания и плача на полную громкость вливалась в открытую дверь спальни. Зачем мне будильник?
Быть единственным родителем трудно во многих отношениях, но, лежа там и глядя в потолок, я нашел самое худшее: рядом нет никого, чтобы толкнуть тебя локтем и негромко сказать: «Твоя очередь».
Я заставил себя встать. Заболели еще двое: Джейн и Фиона самозабвенно блевали в ванной. «Может, это всего лишь кошмарный сон», — с надеждой подумал я.
Но длилась иллюзия лишь несколько наносекунд, пока я не услышал, что шестилетний Трент стонет в спальне.
— Кажется, меня вырвет, — раздался его дрожащий голосок.
Мой халат несся за мной, как накидка Бэтмена, когда я со всех ног мчался на кухню. Вытащив мешок для мусора из ведра, я опрометью бросился с пустой посудиной в комнату Трента, распахнул дверь и увидел, как он извергает рвоту с верхней койки.
Догадка Трента оказалась верной. Я беспомощно наблюдал, как содержимое его желудка заливает пижаму, простыни и ковер, вспоминая очередную сцену из фильма «Изгоняющий дьявола».
Я бережно взял его под мышки и поднял с кровати, стряхивая налипшую рвоту на пол. Я нес плачущего Трента к своему душу и всерьез думал, не заплакать ли самому. Это не помогло бы, но, может, зарыдай я с остальными, то по крайней мере не чувствовал бы себя таким одиноким.
Следующие полчаса, раздавая детям тайленол, имбирный эль и ведра для рвоты, я задавался вопросом: что требуется для объявления национального бедствия? Я знал, что обычно это касается географических районов, однако численность моей семьи почти сопоставима с населением штата Род-Айленд.
Нашу младшую, Крисси, я осматривал каждые несколько минут. Тепла от нее шло больше, чем от батареи отопления. Это хорошо, так ведь? Тело борется с вирусом? Или наоборот: чем сильнее становился жар, тем больше требовалось беспокоиться?
Где была Мейв, чтобы сказать мне мягко, но серьезно, какой я идиот?
Сухой, отрывистый кашель Крисси казался мне громом, но говорила она слабым шепотом.
— Хочу маму, — плакала малышка.
«Я тоже, милая, — думал я, делая единственное, что пришло мне в голову, качая ее на руках. — Я тоже хочу твою маму».
Глава восьмая
— Папа?
Пятилетняя Шона смотрела на меня из проема кухонной двери. Она ходила за мной все утро верным лейтенантом, доставляющим обреченному генералу донесения с линии фронта. «Папа, у нас кончился апельсиновый сок». «Папа, Эдди не хочет арахисового масла».
Я жестом попросил ее подождать и вгляделся в неразборчивую микроскопическую надпись на бутылке детского сиропа от кашля, пытаясь вспомнить, кому именно он предназначен. Ах да, Крисси. «Чайная ложечка для детей от двух до пяти лет, весящих меньше сорока семи фунтов». Я понятия не имел, сколько она весит, но ей было четыре года, и я решил использовать этот сироп.
— Папа? — снова произнесла Шона, когда таймер микроволновой плиты засигналил, словно готовый расплавиться ядерный реактор. По уходу за больными детьми и подготовке здоровых в школу наша квартира, очевидно, достигла повышенной боеготовности.
— Да, малышка? — крикнул я, перекрывая назойливый шум и шаря в поисках пластикового мерного стаканчика.
— Эдди надел носки разного цвета, — торжественно объявила она.
Я едва не рассмеялся. Но Шона выглядела такой озабоченной, что я сумел сохранить серьезность.
— Каких цветов?
— Черного и синего.
Наконец-то не нужно ломать голову.
— Это ничего, — сказал я. — Даже хорошо. Он введет новую моду.
Я оставил попытки найти мерный стаканчик — он мог находиться где угодно — и принялся искать альтернативу. Мой блуждающий взгляд остановился на старшем сыне, Брайане, поглощавшем сухой завтрак «Капитан Кранч» за кухонным столом.
— Эй! Все средства хороши в любви и особенно на войне, — сказал я, вырвав у него ложечку и вытерев ее полой халата.
— На войне? Господи, папа, я просто завтракал.
— Сухие хлопья лучше высыпать в рот. Попробуй, — посоветовал я.
Отмеряя дозу сиропа, я заметил, что в кухне наступила многозначительная тишина.
Так-так.
— Доброе утро, Майк, — произнесла за моей спиной Мэри Кэтрин. — Позволь узнать, что ты делаешь с этой ложечкой?
Я постарался улыбнуться как можно приветливее, подыскивая ответ.