Человек же, как мы знаем, нервно сложнее, чем собака и лягушка, и условно-рефлекторное его поведение может исказить всякие непосредственные ответы на тесты. Тест в современном его построении адресуется человеку, как машине, игнорирует момент «заинтересованности» (машина — и вдруг интерес!), кора же регулируется как раз факторами интереса(очаг оптимального возбуждения, доминанта). И если тест минует этот доминантный очаг, он вызовет чахлую, плоскую реакцию взамен горячего, глубинного, творческого отзвука, который выявился бы при ударе о доминанту.

Тест большей частью строится по линии механического определения навыка, а не по доминантному адресату (современный тест — почти всегда механизированный сигнал); вызвать же доминантную реакцию такой тест не в силах еще потому, что дается в неестественной, лабораторно-экзаменационной обстановке, чужой, новой для динамического ребенка, неспособной возбудить его доминантные участки [96] .

Тесты слишком часто дают «невнимательных», «беспамятных», «безграмотных» и т. д. детей вовсе не потому, что таково истинное состояние памяти, внимания и пр. у ребенка, а лишь вследствие полного равнодушия последнего к тесту, — отсюда и торможения «экзаменуемых» процессов.

Как бы живо ни был построен « экзаменационный»тест (чем он живее, тем он менее точен, т. е. тем менее полезен как тест), все же он никогда не сравнится с живой, динамизирующей силой естественного раздражителя, извлеченного из обычной социальной, педагогической и прочей детской среды. Такой раздражитель действительно обнаружит динамику поведения ребенка, истинное состояние его навыков и свойств, мало того, он выявит и скрытые его потенции, временно заглушенные случайными торможениями, устранимыми при внесении соответствующего нового, тоже естественно-жизненногораздражителя.

Мы не возражаем против тестового обследования профессиональных навыков у взрослого человека, поскольку профессия в условиях индустриализации должна быть максимально механизирована. Но мы горячо возражаем против машинизации не созревшего организма,вся жизнь, вся пластичность которого является ударом по машинному подходу, питаясь кортикальной изменчивостью, диалектикой доминантных процессов.

Лишь сейчас, в условиях власти труда, просыпаются действительно мощные доминанты кортикально богатого человека, и судить об их эволюции на основании кастрированных методов было бы отвратительным классовым преступлением. Динамика, творческая изменчивость, т. е. и грядущая творческая мощь трудового человечества не может быть изучена механизированными, статическими методами.

Старые цифры, сколько бы их ни предъявляли, в деле понимания истинного темпа детской эволюции для нас далеко не обязательны, так как они слишком часто собирались для иных, не наших целей, в иных, не наших условиях, во многом для нас совершенно неприемлемыми методами. Путь для пересмотра путей и темпа детского развития перед нами свободен, и первым этапом продвижения по этому пути будет пересмотр методов изучения детства [97] .

Специальна ли поставленная нами в предыдущих главах проблема? Одних ли педагогов и врачей она касается? Должна ли ею заинтересоваться и марксистская мысль в целом?

О том, кудабиологически идет человек, марксистская мысль не может не думать. Темп,которым продвигается человеческий организм к социалистическому обществу, не может не заботить теоретиков и практиков строящегося социализма. Методы активного влиянияна пути и темп биологического социализирования человека тоже для них «не безразличны». Аполитичным, внеклассовым считать наш спор, как видим, не приходится.

Но при чем тут ребенок, зачем спорить так специально, — скажут нам. Позвольте же и мне спросить, как узнать о динамике человеческого организма, о законах, регулирующих этапы и темп биологического развитиячеловека без тщательнейшего предварительного исследования законов развития «предвзрослого» — ребенка?

Устраниться от этого «детского» «педагогического» спора, как «будто бы» не общемарксистского, не острообщемарксистского, — было бы, выражаясь мягко, необычайной классовой близорукостью. Вне сомненья, спор в ближайшее время охватит самые широкие марксистские круги, — общемарксистские круги, а не только узкий слой марксизированных педологов и педагогов.

Итак, предстоит горячая и длительная дискуссия, основная острота которой выявится, конечно, на буржуазном Западе. Дискуссия уже началась, но позиции воюющих еще далеко не уточнились. Естественно, что эта предбоевая полоса развития науки влечет подчас к ряду самых неожиданных и самых нелепых недоразумений: «свои своих не познаша».

Педологические работники, обретающиеся на старых позициях, в особенности на Западе, пока выглядят довольно победоносно. Их положение, несомненно, внешне, для глаза неосведомленного человекадостаточно выигрышное.