— Но почему? — еще больше изумился Доменик. — Ты же согласилась!

— Нет, не надо. И не надо объяснений. Просто... Ну, я поняла, что не нужно этого делать.

— Ну перестань, Женевьева! — уговаривал ее парень. — Ведь нам обоим было так хорошо. Я же чувствовал, что тебе это нравится. Я понимаю, ты боишься... Но все будет хорошо!

— Нет, Доменик, — уже твердо покачала головой Женевьева. — Я ничего не боюсь, но лучше, если этого не случится. Просто я на какое-то время потеряла голову, а теперь она снова на месте. Ты хороший, замечательный, я очень хорошо к тебе отношусь, но...

— А хочешь, я скажу тебе, что именно сейчас случилось, что так на тебя подействовало? — другим, изменившимся голосом внезапно спросил Доменик и, не ожидая ответа, продолжил: — Думаешь, я не заметил этого твоего любимчика, Фуллера? И ты его, конечно, заметила. Вот почему ты стала другой! Мне сообщили, что ты перед нашим первым свиданием вначале приняла его в своей комнате. Я не хотел верить, думал, враки, но теперь вижу — правда. Было такое, а, Женевьева?

Девушка на секунду заколебалась, а затем, твердо глядя в глаза Доменика, ответила:

— Да, Фуллер зашел ко мне в тот момент, когда я собиралась на свидание. Зашел в первый и последний раз. Он вовсе не мой любимчик, и на свидания с ним я не хожу. Я могла бы не говорить всего этого, потому что не считаю, что обязана перед тобой отчитываться. Но я не хочу, чтобы ты мог подумать, что я что-то боюсь сказать. Я не давала тебе повода следить за мной и ревновать меня.

— Ревновать?! — почти закричал Доменик. — И вовсе не думал я тебя ревновать! Больно надо! Ты постоянно липнешь к этим гостям графа, без ума от этих знаменитостей — куда уж мне до них. Ты даже не хочешь видеть, что они на тебя не обращают внимания, только забавляются тобой, словно ребенок — куклой.

— Что же ты, такой гордый, такой независимый, ждешь эту куклу, называешь всякими ласковыми именами? — вскипела Женевьева. — Посмотри сейчас на себя: ты на себя не похож, лопнешь сейчас от злости — и все из-за куклы? Однако хорошо, что ты это сказал — теперь я, по крайней мере, знаю, что ты обо мне думаешь на самом деле!

С этими словами она повернулась на каблуках и двинулась прочь. Однако, не сделав и двух шагов, остановилась и, повернувшись к Доменику, почти выкрикнула:

— И скажи своему доносчику, кто снабжает тебя информацией, что пусть следит лучше — а то я теперь ученая, скрываться буду, встречусь с кем-то, а ты и не узнаешь! Эх, ты!

Она вновь повернулась, чтобы идти, но Доменик подбежал к ней и схватил за руку.

— Ты... ты... — он искал и не находил слова, которым мог бы ударить, унизить ее. — Ты такая же дрянь, как эта водоплавающая шлюха! Готова путаться с первым, кто позовет!

Резким движением — она сама не ожидала от себя такой прыти — Женевьева залепила ему пощечину и пыталась ударить еще раз, но Доменик перехватил ее руку. Женевьева попыталась ударить его другой рукой, парень схватил и ее. Некоторое время они боролись, потом гнев Женевьевы немного схлынул, и желание немедленно отомстить за нанесенное оскорбление ослабело.

— Отпусти меня, — глухим голосом сказала она.

Доменик немедленно выпустил ее руки. Не сказав ему больше ни слова, девушка повернулась и пошла прочь. Она не помнила, как блуждала по дорожкам парка, как вышла к замку, добралась до своей комнаты и рухнула в постель. Она лежала без сил, без мыслей, заполненная каким-то глухим отчаянием.

Внезапно она услышала легкий стук и почти сразу — звук открываемой двери. Меньше всего она сейчас хотела бы кого-то видеть. Женевьева решила притвориться спящей. Тут она услышала голос Шарлотты:

— Ты спишь? Да?

Нет, Шарлотте она не могла отказать во внимании. Женевьева села на постели, делая вид, что только что проснулась.

— О, я тебя разбудила! — воскликнула скульптор. — Извини!

— Я немного задремала — устала, наверно, — с фальшивым оживлением принялась объяснять Женевьева. — Много занималась сегодня. Но я уже выспалась. Давай я зажгу свет.

— Нет, не надо. Давай посидим в темноте, — попросила Шарлотта. Женевьева охотно согласилась — ей вовсе не хотелось, чтобы подруга видела ее сейчас.

Шарлотта сказала “посидим”, однако сама не села, а пошла по комнате, задумчиво трогая руками попадавшиеся по дороге вещи. Женевьева уже некоторое время назад заметила у нее такую привычку: Шарлотте нравилось ощупывать, гладить предметы, ощущать материал, из которого они сделаны.

— Бедняга Лоуренс! — внезапно заговорила Шарлотта, не переставая ходить. — Не успел он уехать, как его возлюбленная перебежала к другому. Несчастный Брэндшоу! Мало того, что он сидел всю ночь, делая расчеты, которые должна была сделать Жоржетта, так она его даже не проводила! Разве не смешно?