— Что значит «этот Гудвин»?

— «Гудвин» — титул, а не имя, — коротко ответил Кик, проезжая под темной аркой в Изумрудный. — В Малахите своеобразная система наследования власти. Есть артефакт, который указывает на нового Гудвина, как только умирает старый. Правда, только из правящего клана Ла-Дашр. Исключений было всего несколько.

— Но почему так? — удивилась я. — Ведь получается, что на трон садится новичок, который не имеет ни малейшего представления об управлении государством!

— Имеет, — возразил Феликс. — Всем немногочисленным представителям правящего клана дают великолепное образование по специальной системе, которое потом можно быстро и относительно легко вывести на необходимый для Гудвина уровень.

— Забавно. — Я хмыкнула и откинулась на сиденье, наблюдая, как закатное солнце разливает медовую патоку последних лучей по крышам домов, искрится в темном камне и просвечивает насквозь тонкие элементы декора, что придавало утопавшему в мягком полумраке городу поистине восхитительный вид. Волшебно… Я хочу погулять тут вечером… Очень хочу!

— Зато Малахит процветает, так как во главе сектора стоят те, кто может с этим справиться. Это лучше, чем наследуемая власть.

— А почему правителями становятся в большинстве своем Ла-Дашры?

— Воспитание, — пожал плечами Феликс. — И нужные качества.

Я замолчала, размышляя о том, что, кажется, начинаю понимать, почему тут такие жители. Если страной уже много поколений правят те, кто имеет к этому предрасположение, кто не сломается под гнетом власти, не станет тираном или, наоборот, превратится в ничтожество, то сектор обречен на благополучие. Какая чудесная система…

Пока я размышляла, мы свернули на неширокую улочку и остановились у знакомого особняка. Уже за десяток метров я услышала какой-то странный шум и, не в силах определить его природу, начала с любопытством оглядываться. Кик остановил автомобиль, замер и нахмурился, потом тряхнул головой, буркнул что-то вроде: «Да быть того не может!» и вышел из машины.

Когда мне помогли выбраться, я изумленно замерла, потому что какофония звуков слилась в нечто более-менее цельное, и меня посетил абсурдный вывод. Это тяжелая музыка. Рок, проще говоря. Но откуда ТУТ рок?!

Я покосилась на мрачного риалана, но спросить ничего не успела.

— Если это то, о чем я думаю, удавлю своими руками, и плевать, что это в принципе невозможно! — отрывисто бросил он.

Не позволяя поинтересоваться причинами такой злости, Феликс взял меня за руку и повлек к дверям особняка, в котором от громкой музыки уже дрожали стекла.

Двери оказались приоткрыты. Кик стал еще более угрюмым, а потом наградил их сильным пинком, отчего створка стукнулась о стенку, а с потолка на пол спланировало несколько хлопьев штукатурки. Я нервно сглотнула.

Мы вошли в холл. Я задумчиво оглядела дребезжащую и качающуюся люстру, прислушалась и одобрительно хмыкнула, так как соло гитары, воющей откуда-то из глубины дома, вызывало уважение. Неплохо кто-то играет!

Феликс тихо, но очень отчетливо зарычал.

На этом этапе двери распахнулись с другой стороны, и в зале появилась Даромира Скелетоновна. Соклетоновна то есть.

Достойная дама потрясала черным в заклепках и перьях нарядом, экстремальным макияжем и несколькими недвусмысленно булькающими бутылками, трепетно прижатыми к объемной груди. Увидев хозяина, она улыбнулась, потом всхлипнула, вытерла уголок глаза и направилась к лестнице на второй этаж.

— Вот, уже чудеса мерещатся.

— Даромира! — раздался оглушительный рев зеленого чуда. — Что тут происходит?!

Скелетоновна обернулась и скорбно «просветила»:

— Цветы! Мрачные…

Я проводила взглядом пошатывающуюся фигуру и недоуменно посмотрела на кикимора. Он был в ярости, и мне даже не нужно было снимать кольцо, чтобы это почувствовать.

— Это она о чем? — почему-то шепотом спросила я и сдавленно зашипела, вырывая руку, которую Кик слишком сильно сжал.

Он встревоженно на меня посмотрел, перехватил пострадавшие пальчики и провел над ними ладонью, засветившейся голубоватым светом, после чего несчастные косточки сразу перестали ныть.

— Прости, — просяще улыбнулся Ла-Шавоир, потом выразительно поднял глаза к шатающейся люстре и пояснил: — Это «Мрачные цветы». Рок-группа и глас оппозиции.

— У вас тут и оппозиция есть? — удивилась я. Хотя, да… недовольные системой имеются всегда.

Наверху прекратили мучить гитару и взялись за виолончель. Красиво, кстати… Играть эти цветики и правда умеют.

— И самое главное, что этот глас делает у тебя дома?!

— Пьет, — мрачно поведал кикимор. — Развращает слуг и бьет коллекционные сервизы.