– Я не знаю, – ответил Фридхайм, пожимая плечами. – Это личное дело Дика и издания.»

* * *

Скотт Фридхайм знал, кто виновен в утечке, или по крайней мере думал, что знал.

В свои сорок два Фридхайм был самым молодым членом ближнего круга Фулда. Сын бывшего генерального директора Chiquita, он был идеальным оперативным помощником Фулда – лоялист с инстинктом убийцы, существующий под девизом «выполнить во что бы то ни стало». Занимая одну из главных административных должностей в фирме, он был не столько банкиром, сколько высокооплачиваемым стратегом. Для хулителей Фулда он слыл цепным псом председателя, неколебимым защитником престола, который изолировал Фулда от огромного количества неприятностей. Фридхайм был исполнительным менеджером типа Джо Грегори: ему принадлежал огромный дом в Гринвиче и постоянно обновляющийся парк автомобилей, а недавно он купил когда-то принадлежавший одному из его друзей, главе хедж-фонда Эдди Ламперту, «мобильный офис» – оборудованный доступом в Интернет черный GMC Denali, на котором ежедневно приезжал на Манхэттен. «Это потрясающе!» – взволнованно сказал он однажды, когда хвастался транспортным средством перед коллегами, а из окна громко звучала музыкальная тема из фильма «Миссия невыполнима».

После напряженной беседы с Фулдом о статье Фридхайм был полон решимости найти источник утечки. Прошлой ночью, закончив запутанные телефонные разговоры с Крейг и представителем Lehman Керри Коэн, он на самом деле почувствовал, что что-то не так. Он был расстроен, потому что не смог получить прямого ответа на вопрос о выходящей статье.

Ранним утром следующего дня Эрин Каллан заглянула в его офис, что делала нечасто, и невинно спросила об этой статье: «Как вы думаете, она повысит цены на акции?»

Это окончательно убедило Фридхайма, что утечка была ее инициативой. Фридхайм, как и большинство руководителей фирмы, пришел к выводу, что Каллан занимала не свое место, ее жизнерадостная уверенность в себе начинала надоедать. Каллан исполняла показательные номера для СМИ, будто на реалити-шоу. Может, она провела мартовское селекторное совещание о доходах успешно, но теперь Фридхайм сомневался в правильности решения Грегори назначить ее на эту должность «для разнообразия». Он не мог поверить, что она осмелилась говорить с Эйнхорном перед его выступлением без предварительной консультации, и уже неделю пытался устранить последствия. Все началось еще в апреле, когда Крейг в другой статье для Journal назвала ее «честный человек в Lehman»[230], как если бы остальные были шайкой недостойных лжецов. Каллан просто не понимала, в какой момент пора остановиться. На столе она держала модель частного самолета и делилась подробностями о личных покупках с прессой, даже не задумываясь, какие чувства это вызывало у читателей. Самый ужас случился, когда Каллан вставила в рамку и повесила у себя в кабинете фотографию из журнала Conde Nast Portfolio (который назвал Каллан самой влиятельной женщиной на Уолл-стрит[231]) – на фото она выходила из лимузина. Грегори потребовал снять фотографию со стены.

Выкопав топор войны, Фридхайм позвонил в службу безопасности и дал распоряжение прослушать телефонные записи компании. Вскоре ему показалось, что он обнаружил все необходимые доказательства: Каллан действительно говорила с Крейг за день до скандала. Означало ли это, что именно она сообщила репортеру о поездке в Корею, еще предстояло выяснить, но запись о телефонном разговоре дала ему повод поговорить с Фулдом.

Прибыв в офис Фулда и обнаружив там Грегори, Фридхайм приступил к изложению своих мыслей. Закончил он тем, что хотел бы поговорить с Каллан сам, и добавил: «Мы не можем исключать ее увольнения».

Грегори, ее наставник, был в шоке. Никто не будет уволен, и, если кому-то интересно его мнение, то никто не собирается даже намекать Каллан об этом. «У нее слишком много забот», – сказал Грегори, и Фулд кивнул в знак согласия. Просто нельзя было позволить себе потерять финансового директора, только не в нынешних условиях, даже если Каллан и совершила немыслимое, слив информацию.

* * *

В глубине души Фулд понимал, что его корейский гамбит был последней отчаянной попыткой. Собственные банковские операции Lehman в Сеуле походили на мираж, они никогда не давали достаточных оборотов, чтобы хотя бы привлечь внимания Фулда. Многие в офисе неоднократно предупреждали его, что в отношении некоторых игроков существовали серьезные сомнения.

Успех операции зависел от двоих – от Кунхо, имевшего хорошие связи банкира с безупречными манерами, который, казалось, был просто не в состоянии заключить какую-либо сделку, и от Мин Ю Сунга, бывшего банкира Lehman Brothers в Южной Корее, который покинул фирму и умудрился получить новое престижное назначение на пост главы Korea Development Bank. Хотя Фулду всегда нравился Мин – в прошлом, когда Мин работал на Woori Financial Group[232], он привлек Lehman к совместной покупке проблемного кредитного портфеля за 8,4 млрд долларов, – коллеги Мина в Lehman были шокированы назначением. Так же как и некоторые сотрудники Korea Development Bank, которые считали, что ему не достает опыта, и безуспешно пытались воспрепятствовать назначению.

Но Мина это не испугало, у него были грандиозные планы. На ужине с новыми коллегами он пел песню Leopard in Mt. Kilimanjaro[233], призванную символизировать его стремление стать внушительной фигурой в финансовом мире. Ситуация в Lehman предоставила ему первую реальную возможность. Мин обратился к своему другу Кунхо по поводу возможной сделки еще до того, как официально приступил к исполнению обязанностей. Кунхо, в свою очередь, привлек к переговорам сидевшего в Токио Джесси Бхаттала, обходительного главу отдела Lehman по азиатско-тихоокеанским операциям. И все закрутилось.

Был ли у Фулда выбор, кроме как разыгрывать эту ситуацию? Менее чем через неделю, 9 июня, фирма будет вынуждена объявить о первом после отделения от American Express квартальном убытке. О жутких 2,8 млрд долларов. Акции уже упали на 18 % за три дня. Фулду надо было найти деньги, и он хватался за любую соломинку. Он давил на своего старого друга Хэнка Гринберга, бывшего председателя AIG, чтобы тот вложил деньги в компанию, и пытался выбить инвестиции из General Electric, но не мог быть уверенным, что какая-либо сделка состоится.