* * *

Собственное восхождение Бланкфейна на вершину Goldman только подчеркивало, как быстро все меняется: десять лет назад он был невысоким толстым бородатым парнем[363], обожающим выездные игры в гольф. Сегодня он был главой самой крутой и прибыльной фирмы Уолл-стрит.

С одной стороны, его карьера была типичной для Goldman Sachs. Как и учредитель фирмы и ее первый глава Сидни Вайнберг, Бланкфейн происходил из простой еврейской семьи. Родившийся в Бронксе, он вырос в Linden Houses – районе Восточного Нью-Йорка, одном из беднейших в Бруклине. В государственном жилье разговоры соседей были слышны сквозь стены и по запаху можно было определить, кто что ел на обед. Отец Бланкфейна был почтовым клерком, сортировал почту, а мать работала секретарем на ресепшен.

Подростком Бланкфейн[364] торговал газировкой на играх New York Yankee. Он был лучшим в своем классе в средней школе Томаса Джефферсона, которую окончил в 1971 году, а в 16 лет благодаря стипендии оказался в Гарварде, став первым членом семьи, поступившим в колледж. Его настойчивость проявляла себя и в других областях. Он встречался со студенткой колледжа Уэллсли и летом работал в Hallmark[365], чтобы быть рядом с ней. Впрочем, отношения так и не сложились.

Потом был юридический факультет Гарвардского университета, а после его окончания в 1978 году Бланкфейн присоединился к юридической фирме Donovan, Leisure, Newton and Irvine. В течение нескольких лет он практически жил в самолете между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом. В редкие выходные, когда он мог расслабиться, вместе с коллегой он уезжал в Лас-Вегас, чтобы играть в блэкджек. Однажды они оставили своему боссу записку: «Если мы не появимся в понедельник, значит, мы взяли джекпот».[366]

К тому времени Бланкфейн начал двигаться в направлении должности партнера в фирме, но в 1981 году случилось то, что он назвал «прекризис»[367]. Он решил, что быть корпоративным налоговым юристом – не его путь, и подал заявления в Goldman, Morgan Stanley и Dean Witter. И, несмотря на то что был отвергнут всеми, несколько месяцев спустя все-таки смог протиснуться в Goldman.

Агент по подбору персонала нашел для него работу в J. Aron & Company, малоизвестной торговой фирме, искавшей выпускников юридических школ, которые могли бы решать сложные задачи, а затем объяснять клиентам, что именно произошло. Когда он рассказал своей невесте Лауре, которая работала корпоративным юристом в нью-йоркской фирме Phillips, Nizer, Benjamin, Krim & Ballon, что стал продавцом золотых монет и слитков, она заплакала.[368]

Несколько месяцев спустя Бланкфейн стал сотрудником Goldman, потому что в конце октября 1981 года фирма приобрела J. Aron.[369]

После нефтяных кризисов и взлетов инфляции 1970-х Goldman был полон решимости выйти на товарные рынки. J. Aron дал фирме мощный бизнес торговли золотом и промышленными металлами, а также международное присутствие: значительная часть операций проводилась в Лондоне. Но, в то время как Goldman слыл дисциплинированным и спокойным, J. Aron был диким и эмоциональным. Когда Goldman наконец переместил торговые операции J. Aron на Брод-стрит, 85, его вальяжные руководители были ошеломлены, увидев трейдеров с их развязанными галстуками и закатанными рукавами, выкрикивающих цены и оскорбления. В гневе они стучали по столам кулаками и бросали телефонные трубки[370]. В Goldman так было не принято. Здесь гордились своей культурой и тщательно выстроенной иерархией, а в J. Aron формальности были не приняты. Когда после выхода на работу Бланкфейн спросил, как называется его должность, ему сказали: «Можете называть себя хоть графиней, если вам нравится».[371]

В Goldman укрощением этой непокорной толпы занялся голландец Марк Винкельман. Известный своими аналитическими способностями, он был одним из первых иностранных партнеров Goldman и одним из первых руководителей на Уолл-стрит, признавших важность использования компьютерных технологий в процессе торгов. Винкельман обратил внимание на Бланкфейна[372], когда тот вырвал телефон у трейдера, пытавшегося кричать на клиента.

Он спас своего протеже от волны сокращений в J. Aron, прокатившейся на следующий год и принесшей первые масштабные увольнения в Goldman. Но на этом везение Бланкфейна не закончилось. Goldman решил сделать мощный рывок в торговле облигациями, сырьем и валютой и взять на себя больше рисков. Фирма была пионером в коммерческих бумагах и лидером в области муниципальных финансов, но оставалась рядовой компанией в сфере бумаг с фиксированным доходом, особенно в сравнении с Salomon Brothers и другими. Винкельман и Джон Корзин пересмотрели эту часть бизнеса и переманили талантливого сотрудника из Salomon.

Под впечатлением от отлаженной дипломатии Бланкфейна и его очевидного интеллекта Винкельман поставил его руководить шестью валютными трейдерами, а затем отдал и весь отдел.

Роберт Рубин, который со Стивеном Фридманом тогда руководил операциями с бумагами с фиксированным доходом, выступал против продвижения.

– Никогда еще решение назначить трейдера курировать торговлю в других подразделениях фирмы не было оправданным, – сказал Рубин Винкельману. – Ты действительно уверен в своем решении?

– Я действительно ценю ваш опыт, Боб, но, думаю, Бланкфейн все сделает правильно, – ответил Винкельман. – Ллойд заводной и очень умный, пытливый парень, так что да, я в нем уверен.

Вскоре молодой адвокат продемонстрировал мастерство трейдера, структурировав сделку так, что позволил мусульманскому клиенту не нарушать предписания Корана[373], запрещающего выплаты процентов. На тот момент сложная сделка в 100 млн долларов, которая предусматривала хеджирование контрактов на индекс Standard & Poor’s 500, стала самой большой в истории Goldman.