— Да бросьте вы, — бодро сказала Полина. — Любовь к древним руинам — это, возможно, самая безобидная страсть на свете…

— Если бы, Полина, если бы… — Казьмин покачал головой. — Я все-таки расскажу вам… Дело это давнее. Мы были молоды, бедны и не очень счастливы. Жена сидела дома с ребенком, я заканчивал институт и пытался прокормить семью. Я наделал тогда много ошибок, но потом мне удалось сделать правильный профессиональный выбор. И наконец, однажды после года каторжного труда я получил первые «большие деньги» и взял отпуск. Мне ужасно хотелось отдохнуть по полной, дать себе расслабиться, да и просто отпраздновать удачный перелом в своей жизни. И на что я потратил деньги, как вы полагаете?

— Рискну предположить, что на руины.

— Ну, почти, — вздохнул Казьмин. — Я купил две путевки в Карпаты, для себя и жены. В программу входило посещение древних монастырей, замков и всяких исторических мест. У меня просто слюнки текли в предвкушении волшебного отдыха. Я даже предположить не мог, что жена… Короче говоря, мне было заявлено, что шататься по всяким древним дырам недосуг, потому что — а дело было в июне — нужно посадить на тещиной даче три теплицы огурцов. Я пытался объяснить жене, что себя нужно иногда баловать, что осенью, если ей и теще приспичит, я куплю им самосвал огурцов, и пусть развлекаются…

— Вы не могли перенести отпуск?

— Не мог, — грустно кивнул Казьмин. — Тогда я не был директором собственной компании. Мне было всего двадцать четыре, я работал на людей, затеявших перспективный серьезный бизнес, и поблажек там никому не давали.

— Жена не поняла этого?

— Не поняла. Путевки пришлось сдать. Мы пережили несколько невыносимых сцен, после которых она с сыном провела остаток лета у своих родителей и ко мне больше не вернулась. Через год мы развелись. Из-за огурцов. Или из-за руин. В общем, из-за нежелания уступить. А вы говорите — безобидная страсть…

Полина почувствовала, что сейчас расплачется. Без всякой причины. Чтобы Казьмин не заметил ее пляшущих губ, она подошла к самому оконному проему и отвернулась, делая вид, что разглядывает Китайскую деревню.

— Что с вами? — обеспокоено спросил Казьмин. Его руки осторожно легли на плечи Полины.

— Знаете, Валерий Петрович, а ведь ваша жена всего лишь боялась поверить в то, что те первые «большие деньги» — не последние. Огурцы были… всего лишь дополнительной гарантией благополучия.

— Да, Полина, теперь я это знаю. На самом деле это так просто. Это всегда просто. Но это невозможно понять, если люди слишком молоды и безжалостны друг к другу. Я все понял, когда ничего уже было не склеить, — с болью в голосе проговорил Казьмин. Потом добавил в отчаянии: — Только не плачьте! Я умоляю вас!

Полина запрокинула голову, пытаясь помешать неожиданным слезам.

Казьмин развернул Полину, стиснул ее плечи, тревожно вгляделся.

— Не плачьте, пожалуйста, — едва слышно сказал он.

Его пальцы медленно, едва касаясь, погладили ее волосы. Потом Казьмин тыльной стороной теплой ладони нежно провел от ее виска до подбородка и, наклонившись, поцеловал в щеку, по которой стекала слеза.

— Не плачьте…

Его губы мягко коснулись губ Полины, она вздрогнула, но Казьмин сразу отстранился:

— Боже мой, ну что я должен сделать, чтобы вы не плакали?

— Извините… Извините меня… — пробормотала она. — Это так глупо…

Полина поспешно принялась вытирать глаза. Казьмин перехватил ее руку, еще раз осторожно коснулся ее влажной щеки, а потом неожиданно порывисто обнял Полину и привлек к себе.

— Видимо, я растерял весь былой опыт общения с девушками, если довожу свою даму до слез на первом же свидании, — тоскливо проговорил он. — Нет, в самом деле, хорош ухажер… Вместо того, чтобы пригласить в ресторан, в ночной клуб или, на худой конец, в театр…

— Или — совсем уж на худой конец — в библиотеку, — буркнула Полина. Вообще-то ей было настолько скверно, что хотелось взвыть. Но она не могла не оценить попытки Казьмина обратить неловкую сцену в шутку.

— Да-да, или в библиотеку, — с готовностью подхватил Казьмин. — Так вот вместо всего этого я веду вас через канавы, наполненные гниющими опавшими листьями, болтаю битый час о таинственном притяжении старых камней, затаскиваю в рассыпающуюся башню и жалуюсь на жизнь… Дурак я, дураком и помру…

Полина, чьи слезы уже впитались в куртку Казьмина, отстранилась и тяжело вздохнула:

— Да уж.

— Надеюсь, с вами все в порядке?

— Да, Валерий Петрович, все в порядке. Извините меня.