В общем, шлемы тяжелой монгольской кавалерии можно было назвать закрытыми. В них видны были только глаза. Все остальное скрывали широкие ошейники, частично входившие один в другой и соединенные между собой ремешками. Самое нижнее кольцо было широким, следующее уже и так далее. «Ошейники» шириной в ладонь были склеены под прессом костным клеем из четырех слоев воловьей кожи и имели толщину чуть больше двух сантиметров.

Осмотрев трофеи, Горчаков пришел к выводу, что кожаные бармицы прочнее кольчужных. В комплекте с этими шлемами шли доспехи из таких же полос. Те части, что защищали грудь и спину, были похожи на римскую лорику сегментату. Наплечники выглядели практически как в самурайских доспехах, только длиной до кистей рук. Доспехи были долгополыми, они наполовину закрывали голенища сапог. Кроме того, на груди и плечах шли ряды нашитых на кожу железных пластин – узких, прямоугольных и закругленных сверху.

Доспехов тяжелой кавалерии Олегу перепало только два комплекта. Один он отдал Учаю, а во второй облачил Берислава, велев надевать под доспех выданную кольчугу панцирного плетения. В свои старые латы, которые после похода вернул Неждан, Горчаков обрядил Вадима, для чего их пришлось подогнать. «Удачно, что это «ранний Милан», – подумал при этом Олег. Те латы, что сейчас носил он, здесь больше никто не смог бы надеть – большие. В шестнадцатом веке такие доспехи делали только индивидуально, с кучей примерок и подгонок.

Все остальные монголы карательного отряда носили либо толстые стеганки в виде длинного пальто с разрезом сзади, либо «бронежилеты», как назвал их Горчаков. Они тоже были сделаны из четырехслойной бычьей кожи, и так же склеенной, но представляли собой уже не полосы, а две цельные половинки, выкроенные точь-в-точь как армейский бронежилет. И надевались так же. У некоторых воинов жилеты были усилены железными пластинами, но только на груди. Они шли рядами и перекрывали друг друга, как черепица.

С ударным оружием для своей дружины у Олега проблем не возникло. В большом ассортименте имелись боевые топоры и палицы. Топорики были узкими, загнутыми наподобие кирки и со скошенным назад лезвием, чтобы углом пробивать доспехи. Одни палицы были с навершиями в виде железных шаров, другие бронзовые, граненые, с шипами. Третьи были отлиты в виде массивных шестоперов.

Как понял Горчаков, изначально топорики и палицы были основным ударным оружием отряда. Лично ему досталось только девять монгольских сабель. Они были практически прямыми и слегка изгибались лишь в последней трети. Кроме того, монгольские сабли плавно сужались от основания клинка к самому острию, которое получалось узким и заточенным с двух сторон.

Перебитые русским отрядом воины, как видно, успели поучаствовать в разгроме Волжской Булгарии, а потом повоевать с половцами и аланами.

В «пятую часть» Олега вошли пятьдесят две трофейные половецкие сабли и шесть кольчуг с короткими рукавами.

Сабли половцев имели изгиб по всей длине клинка. У одних он был легким, другие были изогнуты сильнее. Почти метровые лезвия имели одинаковую ширину по всей длине и резко сужались только в самом конце.

Себе для личного пользования Горчаков отобрал шесть лучших жеребцов, а оставшихся сто сорок предложил Всеволоду Юрьевичу по четыре гривны. Суздальский князь купил лошадей не задумываясь. Часть его пехоты тоже была посажена на коней. Но Всеволод, как видно, считал, что в войне с кочевниками много конницы не бывает.

Вот только пятисот шестидесяти гривен «наличными» у князя с собой не было, поэтому он выплатил серебром только шестьдесят, а остальные Горчаков должен был получить во Владимире по выданной Всеволодом расписке.

Когда все организационные и финансовые вопросы были решены, Олег подумал, что воевать иной раз бывает и выгодно. Один удачный рейд принес ему кучу добра и почти семнадцать килограммов серебра.

Семнадцать – это потому, что новгородцы все как один были ребятами ушлыми и по возвращении в Коломну «несравненных» монгольских лошадок все ж таки пристроили, оптом – своих и воеводы. Отдали, так сказать, в «хорошие руки».

– На шкуры да на мясо пойдут, – пояснил Неждан, – а куда их еще? Ежели осада начнется, так горожане все поедят, и конину тоже.

С этими словами он передал Горчакову его долю от «сделки века».

– Ты, Олег, не взыщи, – развел при этом руками Неждан, – но больно уж хитер князь коломенский, такого и на кривой козе не объедешь. Взял он наших «одров» по пятнадцати кун. Но лучше уж так, не в Новгород, же нам их гнать!

– И сколько тут? – спросил Горчаков, приподняв увесистый мешочек с серебром.

– Без малого двадцать три гривны, – ответил приятель.

В селе Спасском при разделе трофеев новгородцы попросту «обжали» мокшан. Но не от жадности. Парни находились в ранге военных слуг, да к тому же и несвободных, таких позднее назовут боевыми холопами. Поэтому их доля принадлежала господину, который, разумеется, мог их как-то вознаградить за службу, но мог ничего и не дать. Вот и решили хитрые новгородские мужики, что коломенский князь и так перебьется, а требовать что-то с них и суздальцев ему честь княжеская не позволит. Так оно и вышло.