Длинный, почти до пят доспех мешал Кюлькану бежать, да и непривычен он был передвигаться на своих двоих. Монгольские ханы даже «по нужде» за юрту, и то на лошади ездили.

В общем, Горчаков довольно быстро догнал Кюлькана по его следам. Сын «Потрясателя» и прочая трусом не был и, услышав за спиной хруст снега, развернулся и выхватил из сверкавших драгоценными каменьями ножен обоюдоострый китайский меч.

Обилием золота и самоцветов его шлем был похож на Шапку Мономаха. Усиливала сходство соболиная оторочка. С краев шлема свисала пластинчатая бармица, но лицо было открытым, даже «стрелка» для защиты носа отсутствовала, зато имелся козырек, прямо как на генеральской фуражке, разве что железный.

Олег заметил, как посерело смуглое лицо девятнадцатилетнего хана и расширились его раскосые глаза, когда мнивший себя владыкой и повелителем мальчишка увидел на его груди логотип «Турнира Черного сокола».

– Че, страшно? – насмешливо спросил Горчаков. – Смотри не обделайся!

Кюлькан, естественно, его не понял, но по тону догадался, что враг издевается. Завопив по-монгольски что-то явно непотребное, молодой хан бросился на Олега и стремительно ударил мечом крест-накрест. Горчаков, перехватив длинную рукоять своего полуторника, обеими руками и так же крест-накрест отбил удары, после чего крутанул клинок и, обойдя вражеское оружие, внезапно ткнул монголу острием в лицо, но в последний момент придержал руку.

Кюлькан отшатнулся и потерял равновесие, а Олег, воспользовавшись моментом, прижал его меч своим «бастардом» к земле. И тут же развернувшись на левой ноге, правой ударил хана в грудь. Рослый монгол не устоял на ногах и уселся в снег, выронив свое оружие, а Горчаков сразу отбросил его в сторону кончиком меча.

Кюлькан тем временем не собирался долго рассиживаться, он ловко вскочил и выхватил длинный узкий нож.

– Фух, – шумно выдохнул Олег, – как же ты меня уже достал!

Он отшвырнул меч себе за спину и поманил монгола пальцами.

Ноздри Кюлькана раздулись, его и без того узкие глаза превратились в щелочки. Молодой хан осторожно шагнул вперед, качнулся в одну сторону, потом в другую, стараясь запутать противника, потом бросился на Горчакова и попытался ударить его в подмышку. Видно, не знал, что у Олега там кольчуга. Это не говоря уже о том, что Горчаков просто не позволил пырнуть себя ножиком. Он перехватил вооруженную руку противника и вывернул ее на «болевой», после чего пнул хана под колено и повалил физиономией в снег.

– Ну хоть веревка у меня на этот раз есть! – удовлетворенно заметил Олег.

Прежде чем отправиться в погоню, он отрезал кусок от монгольского аркана. Дружинников Горчаков с собой не взял, поручив им чрезвычайно важное дело – инвентаризацию трофейного имущества.

– Шагай живей, пассионарий хренов! – Олег подтолкнул Кюлькана в спину.

Тот что-то злобно пробурчал в ответ, должно быть, грозил страшными карами, но шаг прибавил.

Когда они поравнялись с убитым ханским конем, Горчаков обратил внимание на сверкавшую золотыми бляшками сбрую. Как видно, младшенький Чингисханов отпрыск был неравнодушен к роскоши. Высокая передняя лука его седла по форме и оформлению больше всего походила на здоровенный древнерусский кокошник и выглядела примерно как головной убор Царевны Лебеди, исполнявшей на сцене Большого театра свою арию в «Сказке о царе Салтане».

Седло было обтянуто плотным желтым шелком с вышитыми на нем синими драконами. Спереди к деревянной основе крепилась толстая золотая пластина, но не сплошная, а отлитая в виде декоративной решетки, с узором изумительной сложности и красоты. В причудливый растительный орнамент неизвестный, но явно талантливый мастер вплел охотившихся на газелей и дравшихся друг с другом леопардов. Эти живописные сценки обрамляла окантовка из крупных жемчужин. Издали она напоминала колье из трех рядов жемчуга. В центре этого шедевра ювелирного искусства сверкали три алых камня – возможно, среднеазиатская шпинель, а быть может, и индийские рубины.

По-монгольски широкое серебряное стремя, перехлестнувшееся во время падения через седло и поэтому не утонувшее в снегу, тоже было ажурным. В его прихотливом узоре Олег явственно различил арабские мотивы. А вот кто отлил пластину для седельной луки: хорезмиец или китаец, – он определить затруднился.

– М-да. Высокое предназначение искусства заключается в том, чтобы украшать упряжь монгольских коней! – после напряженной погони и схватки Горчакова потянуло на философию. – Лошадники гребанные! – возмутился он. – Нет бы какие-нибудь яйца Фаберже заказать или письменный прибор со статуэтками либо шкатулку. Подсвечник, на худой конец! Короче, что-то такое, чем комнату можно украсить. Не седло же мне на стол ставить, в самом-то деле!

Практичный Олег уже прикидывал, как он мог бы использовать такую роскошную добычу, и перспектива езды в золотом седле вдохновляла его меньше всего.

– Это мне что теперь, на коня сигнализацию ставить? – вопрошал Горчаков, продолжая свою гневную филиппику. – Его же без присмотра нигде не оставить! Сопрут, блин! А ты шагай, вражина, это я не тебе, – Олег махнул рукой Кюлькану, который остановился и обернулся на его бубнеж.

– Богато жили нехристи! – поделился впечатлениями Вадим, когда Горчаков вывел своего пленника на лед. – Вон, даже стремена у них из серебра, – оруженосец указал на лошадей двух убитых чингизидов.