«А размерчик-то вроде как мой! – подумал Олег и тут же поморщился, заметив на полах драгоценной шубы жирные пятна. – Пока ты будешь моим пленником, – мысленно обратился он к хану, – я тебя, блин, научу пользоваться салфеткой и руки мыть! А не об одежду их, мать твою, вытирать!»

Шубу Кюлькан тоже бросил на лед.

– И это снимай, – Горчаков указал на шлем и красноречиво пошевелил пальцами перед лицом хана.

Под шлемом Кюлькан носил соболий колпак с наушниками и назатыльником, это его меховая опушка делала шишак похожим на шапку Мономаха.

– Я сегодня будто ювелирный салон ограбил, – заметил с кривой усмешкой Олег, принимая у хана шлем, который тот не стал швырять под ноги, а протянул Горчакову.

Шлем был склепан из восьми сегментов на ребристом каркасе. На каждом из них красовался золотой треугольный лепесток с синим, как кусочек тропического неба, китайским сапфиром. Овальные, мелкой огранки камни были размером с персиковую косточку. Венчало шлем массивное золотое навершие, похожее на старинный подсвечник, только в чашечке вместо свечи было зажато темно-зеленое нефритовое яйцо размером с куриное. Довершали комплект драгоценностей семь крупных алмазов, расположенных вдоль золотых ножен прямого китайского меча.

Соболий, крытый малиновым шелком колпак Олег у хана отобрал и выдал взамен овчиный, принадлежавший одному из убитых воинов.

– Куда ты запропал, воевода?!

– Мы тут уже сами решаем, что далее-то делать!

Суздальские сотники, возмущенные долгим отсутствием командира, встретили Горчакова неласково.

– Уже и отлучиться мне нельзя, – укоризненно покачал головой Олег.

Связав переодетого Кюлькана, он снял свой промерзший шлем, от которого так и веяло холодом, и теперь сидел на коне в тускло мерцавших латах и с простой овчиной шапкой на голове.

– За ханами монгольскими я погнался, – пояснил Горчаков.

– И как, догнал? – спросил один из сотников.

– Догнал и побил, – коротко ответил Олег.

– Зря побил, – вставил другой суздалец, – надо было в полон взять.

– А ты б сам попробовал втроем дюжину оружных воинов в полон брать! – огрызнулся Горчаков. – Одного из простых воев мы повязали, – Олег ткнул большим пальцем себе за спину, где под охраной дружинников ехал со связанными впереди руками Кулькан, – а ханов не смогли.

Три сотни суздальцев и десять дружинников Олега собрались на льду в устье реки Прорвы. Кроме белого знамени с черным соколом на легком ветерке колыхался еще один стяг – это воины Всеволода Юрьевича захватили бунчук тумена. Он представлял собой узкое прямоугольное полотнище, прикрепленное к древку длинной стороной. Вертикальное положение флага делало его похожим на самурайские знамена, только в отличие от них монгольский бунчук имел по краю три длинных треугольных вымпела. По небесно-синему полю туменного знамени бежал желто-золотистый тигр.

– Учай, – позвал Горчаков, обернувшись в седле, – разберись с этим, – он указал рукой на караван из одиннадцати коней, что они привели за собой.

Тронув коня шпорами, Олег направил его в лес, Вадим пристроился за ним, а следом поехали сотники.

«Значит, второй очнуться так и не успел» – подумал Горчаков, увидев трупы дозорных, которых он нагнал в самом начале боя. Доспехи и оружие его парни с них уже сняли.

На мысу, с которого монгольские ханы наблюдали за ходом сражения, Олег наткнулся на следы недавней схватки: на взбитом и истоптанном снегу ярко алели пятна крови. По такому холоду она не свернулась, а замерзла и походила теперь на разлитый повсюду клюквенный сироп.

Трофейный жеребец Горчакова фыркал, обходя трупы. Их было много. Большая часть личной охраны трех чингизидов полегла именно здесь. Русских тоже хватало. Они лежали отдельно в ряд, со сложенными на груди руками.

Олег объехал толстый ствол сосны и натянул поводья. Это высоченное дерево росло у самой вершины мыса, дальше лежал безлесный, ограниченный откосами треугольник. Ока видна была отсюда в обе стороны. Над широкой рекой разносился шум битвы, слышалось ржание коней и крики воинов. Грохот оружия и топот тысяч копыт сливались в непрерывный гул.

С начала сражения прошло минут сорок, Горчаков повертел головой, оценивая обстановку, и убедился, что для русских она складывалась благоприятно.

Справа все шло по плану. В самом начале последняя линия монгольской конницы стояла шагах в пятидесяти от устья Прорвы. Теперь в этом месте лед был густо усеян трупами, а бой продолжался уже в трех сотнях метров выше по Оке.

– Ну, этого и следовало ожидать, – удовлетворенно отметил Олег.

По его прикидкам, в стоявших у мыса отрядах было порядка двух тысяч монгольских лучников. Быстро отступить и рассыпаться им помешал десятитысячный табун запасных коней, оставленных передовыми частями.