Он в упор посмотрел на меня из-под руки.

— Они не рассказали вам?

— Нет. Я прошу тебя мне рассказать.

— Спросите их.

Он не захотел говорить.

Я поднимался по извилистой темной аллее к вершине холма. Дом ярко освещался фонарями, и в потоках их света оштукатуренные стены выглядели уродливыми и какими-то нереальными. То, как Ральф Хиллман вышел из дверей, попав в луч света, слегка попахивало мелодрамой. Он вовсе не показался мне «разрушенным», как его описывала Сюзанна, по крайней мере, внешне он сохранял спокойствие. Его красивая серебряная голова была аккуратно причесана, лицо несколько напряжено, и держался он слишком прямо даже тогда, когда пробежал несколько шагов по направлению к машине. На нем был пиджак с круглым воротником цвета красного вина.

— Возвращение блудного сына, — сказал позади меня Том с наигранной бравадой. — Но они не убили убежавшего теленка, они убили блудного сына.

— Я думал, это лейтенант Бастиан, — сказал Хиллман.

— Вы ждете его?

— Да. Он хочет мне что-то показать.

В этот момент он увидел в машине Тома, и глаза его вспыхнули.

— Мой мальчик!

Окончательно поверить в нежность этих слов мешал его огрубевший от постоянного употребления виски голос.

— Ты вернулся?

— Вернулся, — отозвался Том.

Хиллман обежал машину и открыл дверцу с другой стороны.

— Иди сюда, дай мне взглянуть на тебя!

Бросив на меня взгляд, Том выбрался из машины, двигался он медленно и одеревенело, как старик. Хиллман обнял сына, потом отодвинул его от себя на расстояние вытянутой руки и повернул так, чтобы свет падал Тому на лицо.

— Ну как ты, Том?

— О’кей. Как вы?

— Когда ты дома, все прекрасно.

Несомненно, чувства Хиллмана были совершенно искренни, но выражал он их как-то неправдоподобно. И я увидел, что Том потихоньку высвобождался из его рук.

Из дома вышла Эллен Хиллман. Я подошел к ней, чтобы помочь спуститься с лестницы. В свете фонарей морщины на ее лице казались глубже, а лицо мертвенно побледнело. Она так исхудала, что напоминала мне жертвы концентрационных лагерей. Жизнь теплилась только в глазах. Но вот она увидела Тома.

— Вы привезли его, мистер Арчер. Да благословит вас Бог!

Она взяла меня под руку, и я подвел ее к Тому. Он стоял с видом послушного сына, и она, поднявшись на цыпочки, целовала его грязное, со следами слез лицо.

После этого он отошел от них и встал, прислонившись спиной к машине, засунув большие пальцы рук за поясной ремень. Мне уже приходилось видеть ребят, стоявших так же, как стоял сейчас он, спокойных и разъяренных одновременно, в тот момент, когда их допрашивали люди в полицейской форме. Отдаленный шум шоссе чуть нарушал повисшее в воздухе молчание.

Том заговорил:

— Я не хочу обидеть кого-нибудь и никогда не хотел. Или, может быть, хотел, я не знаю. Во всяком случае, выяснять это сейчас бесполезно. Я узнал, кто я. Моей матерью и моим отцом были Кэрол и Майкл Харлеи. Вы уже в курсе дела?

— Я — нет, — быстро ответила Эллен.

— Но вы же знали, что вы не моя настоящая мать?

— Конечно, я знала это. Но… Я люблю тебя, Том.

Она посмотрела на него, потом как-то задумчиво на своего мужа, но тот, казалось, вообще здесь отсутствовал. Все происходящее, по-видимому, причиняло ему боль, и он пытался спрятать ее от окружающих.

— А вы знали? — обратился Том к Хиллману.

Хиллман не ответил. Тогда Том заговорил высоким голосом, в котором звучало одно только отчаяние.

— Я не могу оставаться здесь. Вы оба мне лгали всю мою жизнь. Все эти годы вы разыгрывали длинный спектакль и, как только я отступил от правил игры, всадили в меня нож.

— Это не совсем так, Том, — пытался защититься Хиллман.

— О’кей. Значит, я не прав! Тогда поставьте меня к стенке и расстреляйте.

Мальчик был уже на грани истерики, но главным образом меня беспокоило не это. Он, видимо, метался с одной позиции на другую, от одного мира к другому, пытаясь понять, где же все-таки его место. Я подошел и встал с ним рядом.

Я хотел, чтобы он почувствовал опору хоть в ком-то.

— Никто не собирается наказывать тебя, — сказал Хиллман, — но покушение на человеческую жизнь — это то, над чем нельзя смеяться.

— Вы говорите ерунду! — сказал мальчик.

Хиллман вздернул подбородок: