— В клуб сегодня пойдешь? — спросила Ирина удаляющуюся спину. — Димка там играть будет.

— Не знаю, — высокомерно ответил Влад, слегка повернув голову. — Посмотрю на ваше поведение.

— Ну, смотри.

Остаток дня она думала о предстоящем концерте и волновалась, что ей не понравится Димкин вокал или песни и она останется разочарованной. Все-таки профессия накладывала на ее восприятие особый отпечаток, и очень многие вещи Ирина рассматривала сквозь призму мелодии, оставаясь чуткой к любой фальши. И видеть несовместимое с музыкой ей никак не хотелось.

«Буду терпеть, — решила она. — И хвалить. Безудержно и льстиво. В конце концов, можно часок и потерпеть, даже если общее впечатление будет ужасным».

Он позвонил в шесть и, лихорадочно извиняясь, сообщил, что у них невероятная запарка с аппаратурой и забрать ее не получится.

— Ир, ты приходи прямо туда. Начало в одиннадцать… Что? — переспросил он куда-то в сторону. — А, мне подсказывают, что в десять. Придешь?

— Приду, конечно, — ответила она. — В десять так в десять.

Мать позвонила сразу после того, как Ира повесила трубку, и спокойно сообщила:

— Я дома.

— Как — дома? — испугалась дочь. — Ты же должна лежать!

— Я и лежу, — усмехнулась Алла в трубку. — Только дома. В нем, как известно, и стены помогают, да я и чувствую себя хорошо.

— Ты с ума сошла? — заорала Ирина. — У тебя там и еды никакой нет, и вообще… Кто тебя забирал?

— Да не волнуйся ты, меня Леня отвез.

— Какой еще Леня?

— Ну, Леня, ученик мой. Помнишь, он нам всю мебель перевозил. У которого сейчас контора по грузоперевозкам.

— Не помню.

— Ну и неважно. Я позвонила, он меня и забрал, аккуратно, как концертный рояль.

— Мне почему не позвонила?

— Зачем? — удивилась Алла. — Ты же на работе. Я и сама в состоянии справиться. Леня меня в квартиру завел, на диван я без посторонней помощи легла. Так что все в порядке.

— Ничего не в порядке! Кто за тобой ухаживать будет?

— Не надо за мной ухаживать, — сурово сказала Алла. — Сегодня обойдусь, а завтра рано утром отец приезжает. Потому и слиняла из больницы. Представляешь, что с ним будет, если он узнает, что я в больнице с пробитой головой? Да его рядом положат тут же.

— Я сейчас занятия закончу и приеду.

— Приезжай, посидишь со мной немного. Только не торопись. Я спокойно валяюсь тут, тяжести не таскаю, обои не переклеиваю.

Закончив занятия на полчаса раньше, Ирина прилетела к дому матери, открыла двери своим ключом и вошла. Алла лежала на диване и смотрела телевизор.

— Чего так рано-то? — поморщилась она, переведя взгляд на дочь. — Уроки отменила, что ли?

— Да ладно.

— Ничего не ладно. Люди тебе деньги платят, между прочим.

— Мам, хоть сейчас не ворчи, — взмолилась Ирина. — Я поесть привезла.

Она споро разогрела суп, порубила овощи и, пока Алла ела, быстро навела относительный порядок: смела пыль и протерла пол.

— Ладно, хоть отец тебя не видел такой, — рассеянно сказала дочь. — Ты права, его бы скрутило сразу. А так увидит, что с тобой все более-менее в порядке, не будет волноваться сильно.

— Будет, — улыбнулась Алла. — Он всегда волнуется. Но хоть не до приступа.

Они пили чай под телевизор, в котором шло глупое кино об отечественных супергероях, спасающих мир от разгулявшейся преступности, косились друг на друга с подозрением, и у каждой на языке вертелись свои вопросы.

— Мам, — робко сказала Ирина, грея руки кружкой с теплым чаем, — а вы с папой всегда друг за друга переживаете, правда?

— Правда, — ответила та. — Переживаем. У нас ведь поначалу жизнь… нелегкая была, как у всех. Сколько раз я слышала, что мы не пара и не можем быть вместе. Да ты и сама подумай: он — номенклатурщик, белая кость, тогдашняя элита, партийный, идейный. У него и невеста тогда была под стать, на заводе работала, передовик производства. А я — рядовая балерина, лебедица из последнего ряда, массовка, никто… Это уж потом я… вознеслась на почве семейных отношений и связей. А не будь Коли, вышла бы на пенсию в тридцать шесть и прозябала бы сейчас черт-те где…

— Они ведь были против вашего брака, да? Бабушка с дедушкой.

Алла криво усмехнулась.

— Все против были. Мои-то не вмешивались, а его мамаша, свекровушка ненаглядная, всю жизнь аспидом шипела, всем я плохая была… Сколько вытерпела от них, никому не пожелаю! Но Коля меня всегда защищал, хотя ему тоже было туго. Метался меж двух огней. И знаешь, мы боролись, отбивались как могли, потому что есть, доча, такая штука, как любовь. Сука-любовь, от которой никуда не денешься. И будешь ради нее все терпеть. А почему ты спросила?