В общем, семейная жизнь вошла в прежнюю колею. Чего она, собственно, и добивалась.

Неожиданное «бонжур» с утра Ирину крайне порадовало, и она собиралась на работу с удовольствием. Находиться дома и вновь подозревать мужа в измене было невыносимо. И тут во дворе выяснилось, что радость преждевременна: машина не заводится, и ей придется либо плюхать две остановки по трескучему морозу, либо стоять на остановке, надеясь на милость провидения и на то, что еще не весь транспорт вымерз. Город, окруженный заиндевелыми деревьями, казался совершенно безлюдным.

Провидение оказалось милостивым. Едва Ирина подошла к остановке, как подкатил троллейбус: старый, холодный, с плохо закрывающимися дверями. Она торопливо юркнула внутрь, поскользнулась на ступеньке и упала, больно ударив колено.

Вот тебе и «бонжур»…

— За проезд оплачиваем, — сварливым голосом сказала кондуктор, не дожидаясь, пока та найдет в сумке кошелек. — Женщина, быстрее давайте, что у вас там… Заранее надо готовить!

Исключительно из чувства мести Ирина сунула ей тысячу, надеясь, что у властительницы салона не окажется сдачи. Та оказалась не промах и почти моментально сунула сдачу целой кучей мелочи.

— У вас что, бумажных денег нет? — возмутилась Ирина.

— У меня тут не разменная касса! — отфутболила закаленная в боях кондукторша. — Что есть, тем и сдаю. И вообще, не стойте в проходе, сядьте куда-нибудь, а то людям не выйти.

Людей, кстати, в салоне почти не было. Ирина хмыкнула и промолчала. Садиться не хотелось. Неотапливаемый салон промерз насквозь, на окнах наросла белая короста, закрывающая обзор, и только водительское стекло было чистым. Не знай она, что выходить через две остановки, пришлось бы слушать малоразборчивые объявления из динамика или высовываться наружу, оглядывая окрестности. Сиденья тоже были холодными, и ей, в короткой шубке, предназначенной для теплого салона авто, было бы неуютно.

Кондукторша сунула билет и отошла в сторону, освобождая обзор. Ирина равнодушно окинула взглядом салон и вдруг почувствовала, как у нее екнуло сердце.

Прямо напротив сидел Дима.

Он точно так же, как тогда, при первой встрече, обхватывал голову руками, опираясь о колени локтями. На дребезжащий ход троллейбуса, подпрыгивающего на ухабах, Дима реагировал недовольным бурчанием под нос и, судя по виду, был с изрядного бодуна. На голове, лохматой, как у пугала, торчала вязаная шапчонка, непечатно прозванная в народе, удивительно не шедшая его лицу.

Пока Ирина думала, что делать, парень открыл сонные глаза и уставился прямо на нее.

— Привет, — просто сказал он.

— Привет, — ответила она.

— Ты мне снишься, да? — с надеждой спросил Дима.

— Вряд ли, — улыбнулась Ирина. — Потому что тогда ты мне тоже.

Он потер лицо ладонями и снова уставился на нее. Кондукторша строго поглядела на них со своего трона у самой кабины, но ничего не сказала, лишь губы поджала.

— Ты мне все время снилась, — сказал Дима. — Замучила просто. Я хотел тебе даже позвонить и сказать, чтоб перестала.

— Чего ж не позвонил?

— Я твой номер удалил, — нехотя признался он. — Чтобы не было соблазна. А потом подумал: пусть снится. И как только подумал, ты сразу перестала. А сегодня опять приснилась. Но это потому, что мы вчера напились как собаки.

Троллейбус дернулся и остановился, открыв двери.

— Тебе на следующей, да? — с тоской спросил Дима. Она кивнула, потом помотала головой и решительно уселась рядом, на обжигающе холодную вытертую кожу сиденья.

— А я сегодня проснулась такая счастливая и еще думала: ну почему? Холод собачий, машина не завелась и все такое… А оказывается, из-за тебя.

— Я скучал, — просто сказал Дима.

— Я тоже, — призналась она.

Позабыв, что в салоне есть и другие пассажиры, они вдруг потянулись друг к другу с намерением немедленно начать целоваться, но скрипучий голос с переднего сиденья их остановил:

— Вы что, с ума сошли? А ну, прекратите немедленно! Устроили тут разврат!

Дима замер, но глаза у него были ликующие. Ирина улыбалась.

— Мы с ума сошли? — спросила она. Он пожал плечами.

— Поживем — увидим!

Автор благодарит Эльвиру Грудницкую за помощь в создании этой книги, а также Евгения Мержинского за стихотворение «Волчье озеро».