— Как?! Вы не исключаете его виновности? — спросил журналист.

— Мы никого не исключаем, — заявил главный суперинтендент.

Теленовости в тот вечер начались с сенсационного заявления: «Полиция возобновляет розыск. Юноша, обвиненный в убийстве, освобожден».

На другом канале в новостях прозвучало следующее сообщение: «Отец молодого человека утверждает, что его сына арестовали необоснованно. Полиция начинает все с нуля».

Ведущий третьего канала заявил:

— Полиция так же далека от разгадки, как и три года назад.

На другой день газеты вышли с аршинным заголовком: «Юноша освобожден. Разыскивается человек, совершивший два убийства».

После того как суд снял все обвинения с подсобного рабочего, Бейкер и Пейнтер поехали говорить с родителями парня.

Дейвид Бейкер сказал:

— Мы понимаем, что вы пережили. Вы думаете, мы этого не знаем, но это не так.

Отец парня честно признался Тони Пейнтеру:

— Еще несколько недель назад я был готов вас убить.

— Я вас понимаю, — ответил суперинтендент.

Потом Бейкер и Пейнтер рассказали родителям о том, что узнали во время допросов их сына.

В день освобождения отец заявил журналистам, собравшимся у дома:

— Я отправляю сына к бабке на несколько дней. Но во вторник у нас состоится семейный совет.

На вопрос об отношении к полиции таксист сказал:

— Они допрашивали моего сына пятнадцать часов. Я понимаю, у них такой порядок. Но любой человек, если его так мучить, скажет все, что от него хотят услышать.

На вопрос о возможных юридических последствиях он не стал отвечать до встречи с адвокатом.

В интервью национальному телевидению он заявил:

— Мы даже не могли предположить, что события будут развиваться таким образом.

Отец не позволял журналистам беспокоить сына, а о его состоянии говорил так:

— Слезы радости оставили глубокие борозды на его щеках.

Жители деревень, журналисты и вся страна восхищались благородством родителей юноши, которые даже и не думали подавать иск за арест и тюремное заключение или требовать компенсацию.

Через три дня после освобождения рабочего его адвокат Вальтер Берри заявил «Лестер Мёркьюри»:

— Родители юноши считают, что полиция действовала в рамках закона, и не имеют к ней никаких претензий.

Зная, что редкий адвокат выступает на стороне полиции, журналисты поинтересовались у Берри, что он сам советовал родителям обвиняемого. Адвокат отказался отвечать на вопрос, сочтя его неэтичным. Но добавил, что родители подзащитного полностью удовлетворены тем, как полиция вела это дело.

На самом же деле все объяснялось просто; следователи передали родителям письменную копию показаний сына. Отец и мать долго не могли прийти в себя от потрясения, вызванного признаниями мальчишки, и решили, что отказ полиции выдвигать обвинения по многочисленным сексуальным «проступкам» их сына, особенно по вполне подсудному делу о девятилетней девочке, будет для них неплохим quid pro quo.

На работу в больницу парень не вернулся. Очень долго он вообще не выходил на улицу. Мать беспокоилась, что он целыми днями сидит дома, как в тюрьме.

— Так он, чего доброго, сойдет с катушек, — сказала она мужу, словно не понимая, что с их сыном это произошло уже давно.

— Он боится выходить из дома, — сказал отец. — Надо купить ему птичку.

Они принесли сыну черного, как ворон, попугая. Мальчишка полюбил его и назвал Дасти.

Когда же сын все-таки куда-то выбирался, его обязательно сопровождал кто-то из родителей. Они опасались, как бы паренька не обидел кто-нибудь из прохожих, думая, что он — убийца.

— Я теперь всегда буду с мамой или папой, — заявил он в телеинтервью с разрешения отца.

Несколько месяцев он слушал музыку, копался в моторах и болтал с Дасти. Потом у него взяли еще одно интервью, спросив, как он чувствовал себя в заключении, и он, взглянув на отца, сказал:

— Там было неплохо.

Отец тут же прервал его, попытавшись объяснить, что именно имел в виду его сын; мальчик замолчал, поняв свою ошибку, и, когда отец выговорился, примирительно добавил:

— Да, кормили там неважно. Но если их не трогать, то и они тебя не тронут.

О будущем он говорил очень неопределенно.

— Я не могу найти работу, хотя я не убийца. Я ничего не сделал, но от меня все шарахаются.

Он уткнулся носом и губами в Дасти, мурлыча как кошка. Затем, покосившись на отца, по его кивку добавил:

— Мне не осталось ничего, кроме как сидеть дома, читать газеты и слушать радио. Слава богу, меня оставили в покое. И на том спасибо.

Он улыбнулся своей загадочно-глупой улыбкой и замурлыкал в черное крыло Дасти.