— Тогда сделай это вместо меня! Пожалуйста! Я, правда, не смогу заплатить тебе больше пятидесяти фунтов, но буду очень благодарен. Я вставлю твою фотографию в свой паспорт. Маленький трюк. Никто ничего не заметит.

— Да не бойся ты! Ну хочешь, пойдем вместе? Для моральной поддержки.

На этой же неделе Колин Питчфорк беседовал еще с одним пекарем, которому было всего восемнадцать лет. Но тот прямо заявил Колину, что не дурак и на такое ни за что не согласится. И Колин отстал от него.

Тогда же у Колина состоялся разговор со старшим пекарем, уже пожилым человеком. Питчфорк пришел к нему домой и сказал, что очень переживает из-за смерти ребенка и хочет поехать в морг и сфотографировать младенца. Он показал пекарю четырехстраничное приложение к «Мёркьюри», которое распространялось среди жителей всех трех деревень. Тот заинтересовался материалами об убийствах и о чем-то спросил Колина.

— Смерть дочери потрясла меня, — всхлипывая, объяснял Колин. — О каких убийствах сейчас можно говорить?

В реке Сор было меньше воды, чем слез у Колина.

— Я англичанин, а не ирландец, — доказывал Ян Келли, — у всех ирландцев такие фамилии оканчиваются на две буквы и.

Это, конечно, было не так, но Ян Келли где-то слышал подобное мнение и принял его на веру. Он вообще все принимал на веру.

— Его легко убедить, — говорила жена Яна в его же присутствии.

Ян, двадцатичетырехлетний инженер по печам, знал Колина как второго помощника старшего смены и, несмотря на то что в пекарне у них были хорошие отношения, никогда не общался с Питчфорком вне работы.

Ян служил в компании «Гемпширс» всего шесть месяцев. До этого он три года изучал хлебобулочное и кондитерское производство в колледже. Ему нравились торты Колина, особенно с ночным мотоциклистом.

— У тебя редкий талант, — хвалил он Колина.

Говорил Ян вроде бы искренне, но словно стесняясь. Вообще он ходил с таким видом, будто ему постоянно требовалось чье-то покровительство. Его жена Сюзан, которой был двадцать один год, как нельзя лучше подходила на эту роль. Ей, женщине испанских кровей, напористой, самоуверенной и щедрой, не составляло никакого труда заботиться о себе и одновременно опекать Яна.

Сюзан Келли впервые увидела Колина Питчфорка на новогоднем вечере сотрудников пекарни. Он пригласил ее потанцевать и, поскольку все были навеселе и в хорошем настроении, она согласилась. Во время танца он тесно прижался к ней, а его рука скользнула чуть ниже ее талии. Но он тут же отпрянул, усмехнулся и сказал:

— Везет же Яну! Жениться на такой женщине! Может, выйдем на улицу?

— Это зачем?

— Трахнуться!

Он был не так уж пьян. Сюзан вспылила:

— Если не хочешь получить коленом между ног, придержи поганый язык, а заодно и шаловливые руки! — Повернулась и пошла к своему столику.

Мужу она объяснила:

— Я не хочу танцевать с этим типом. Он так пялится, что у меня мурашки по коже.

И это была правда.

Потом она пожалела, что не рассказала Яну все. Сделай она это, Ян, возможно, никогда бы не согласился помочь приятелю по работе «маленькой порцией крови».

— Мне прислали приглашение сдать кровь на анализ, — говорил Колин Яну на работе в присутствии еще одного служащего. Впрочем, о приглашении, которое получил Колин, знала уже вся пекарня, так же, как и о массовой кампании по сдаче крови.

— Так иди и сдай, — сказал Ян.

— Я боюсь… Я до смерти боюсь полиции.

— Я могу пойти с тобой, — предложил тот. — Подумаешь, несколько полицейских с небольшой иглой.

Колин ничего не ответил, но через несколько дней отвел Яна Келли в сторону и шепнул:

— Мне нельзя сдавать кровь.

— Почему? — спросил Ян.

— Я уже сдал! Понимаешь, один тип когда-то в молодости показывал всем свой член и воровал. Он боялся, что убийства повесят на него из-за дурного прошлого, и уговорил меня сдать за него кровь. Я не думал, что меня тоже вызовут. Я тогда даже не жил в этой чертовой деревне, когда убили первую девушку. А теперь они прислали мне письмо.

Ян ответил, что очень сочувствует, но не знает, что посоветовать. Опасаясь, что Ян заподозрит неладное, Колин не стал предлагать деньги. Он попросил Яна как друга сдать кровь вместо него.

Ближе к концу января Колин опять подошел к Яну. На этот раз он был в отчаянии.

— Двадцать седьмого! — твердил он. — Мне надо сдать кровь двадцать седьмого! Почему ты не хочешь помочь мне? Я же сдал кровь за того типа, хотя не был с ним знаком так близко, как ты со мной! Послушай, у меня дети. А у тебя нет детей. Ты можешь спасти меня и мою семью от неприятностей!