Колин сморщился, как всегда, когда сдирал пластырь с раны. Нет, это невыносимо! Подрезав пластырь по краям, он осторожно стащил его и показал ей рану.

— Вот, посмотри! И еще меня заставили жевать тампон. Эта чертова рука доконает меня!

— Успокойся, — ответила она. — Здесь только крошечный след от укола.

— Кстати, они сфотографировали меня, потому что я предъявил только водительское удостоверение. И теперь будут показывать снимок нашим соседям, чтобы убедиться, что это я.

Когда в маленький домик в Сеновальном тупике пришло сообщение о том, что результат анализа отрицательный и, следовательно, Колин Питчфорк исключается из списка подозреваемых, Кэрол испытала самое большое в жизни облегчение. Такое огромное, что трудно было выразить.

Однако это состояние Кэрол длилось недолго, потому что Колин снова стал впадать в депрессию.

— Что опять не так? — спросила Кэрол.

Анализ сдан, все нормально. Но он сидел в задумчивости и вздыхал. В такие минуты Кэрол обычно срывалась и закатывала скандал. Так получилось и в этот раз.

— Что теперь с тобой, хотела бы я знать?

Он взглянул на нее полными слез глазами и признался во всем, что у него было с булочницей «карие глазки».

— Она родила ребенка, — всхлипывал он. — Но девочка появилась на свет мертвой! Моя доченька!

Кэрол была сражена. Она вылетела из дому, хлопнув дверью, и до вечера просидела у Мэнди. Поскольку дверь в спальню была заперта, Колин провел ночь на диване в гостиной.

На следующий день Кэрол решила поговорить с ним для очистки совести.

— Я не могу в это поверить! Она неприятная властная женщина. Вовсе не в твоем вкусе. Ей уже под тридцать лет. По твоим понятиям, она просто уродливая старуха!

— Ты не подозревала? — спросил он с любопытством.

— Иногда приходило в голову. Но я не могла поверить. Только не с ней!

— Послушай, — сказал он как можно рассудительней, — это длится уже больше года, а ты и не знала. Значит, тебе уже не так обидно, да?

— Только один вопрос, ублюдок. Она хоть слышала о противозачаточных таблетках?

— Да, но несколько раз забывала принять их.

— Это за год-то? Не каждый ли раз она забывала об этом?

— Может, она хотела захомутать меня, — предположил он.

Кэрол в очередной раз пыталась понять мужа, взглянуть на вещи его глазами.

— Я действительно верю, что он видел все в розовом свете, — поделилась она с подругой. — Похоже, он собирался подать на эту женщину в суд, чтобы забрать у нее девочку. Он мечтал взять ребенка к нам в дом, чтобы мы жили одной счастливой семьей. А я была бы мамой для всех.

Но Колину она крикнула в сердцах:

— Убирайся из моей жизни!

И он ушел.

Сразу после этого начались телефонные звонки. «Карие глазки» звонила Кэрол и писала ей записки. Бедной женщине при звуке телефона становилось не по себе и не хотелось поднимать трубку.

— А вы уверены, что знаете, где сейчас Колин? — вопрошал наглый голос. — Он у меня! И всегда будет со мной, когда я захочу.

Первое время «карие глазки» жила у родителей, оправляясь от родов, и Колин ежедневно навещал ее. Он приходил на полчаса и с тоской вспоминал о ребенке. Младенца похоронили на кладбище в Вигстоне. Колин стоял над могилой и плакал. Погребение оплатил он.

Однажды, спустя три месяца, мать неожиданно застала «карие глазки» наедине с Колином Питчфорком: парочка занималась сексом на ковре в гостиной. Оскорбленная женщина забрала внука и потребовала, чтобы дочь прекратила связь с Колином Питчфорком.

Все кончилось. Колин еще надеялся на продолжение романа, но начальник в пекарне строго предупредил его. Теперь «карие глазки» и Колин Питчфорк виделись только на работе. Впрочем, она отзывалась о нем как об очень добром человеке.

Живя раздельно, Колин и Кэрол регулярно виделись: он навещал детей и даже оставался с ними, когда она уходила на занятия. Дети очень скучали по отцу, и Колин захотел вернуться.

— Я не могу допустить и мысли о том, что ты встретишь другого мужчину, — сказал он Кэрол. — Пожалуйста, прости меня. Я и так наказан.

Что было делать? У них дети. И в который уже раз она простила.

В марте он вернулся в дом, но спать они продолжали порознь. К тому же она начала следить за одометром его мотоцикла, регулярно записывая показания. Правда, если пробег оказывался слишком большим, у него всегда находилось оправдание.