Шрифт:
Именно в это переплетенное воедино собрание глав с Первой по Шестую (МБ 8318) Пушкин вписал строку эпиграфа из Вяземского (к главе Первой), эпиграф «О Русь!» (к главе Второй) и слово «ведьма» вместо «ворон» (см. коммент. к главе Пятой, XXIV, 7–8).
XXXVII
58
Г. Георгиевский в статье «Автографы A. C. Пушкина», «Записки отдела рукописей» (содержащие описание некоторых автографов, хранящихся в Ленинской библиотеке в Москве), № 1 (1938), публикует факсимиле этих двух строк, с. 14.
9Гюльнары.От фр. «Gulnare». Эдвард Уильям Лейн в комментарии к гл. 23 своей благопристойной версии «Тысячи и одной ночи» (Лондон, 1839–41) замечает (III, 305): «„Джюлланар“ (в просторечии „Джульнар“) происходит от персидского „гульнар“ и означает „цветок граната“». Словари это подтверждают.
В «Корсаре» (II, XII) Байрон описывает свою героиню так:
Ее глаза темны, щека нежна, В волну волос нить перлов вплетена… <Пер. Ю. Петрова>.В письме Анне Керн 8 дек. 1825 г. Пушкин пишет: «Byron vient d'acqu'erir pour moi un nouveau charme… c'est vous que je verrai dans Gulnare…» <«Байрон получил в моих глазах новую прелесть… Вас буду видеть я в Гюльнаре…»>.
10Геллеспонт.Пролив между Мраморным и Эгейским морями — Дарданеллы.
Байрон писал Генри Дрюри 3 мая 1810 г.: «Сегодня утром я плавал из Сестоса в Абидос. Само по себе расстояние между ними не больше мили, но из-за течения оно опасно… [Я одолел его] за час десять минут».
См. также прекрасные последние строки «Дон Жуана» (II,СV):
[Жуан] переплыл бы даже, несомненно, И Геллеспонт, когда бы пожелал, — Что совершили, к вящей нашей гордости — Лишь Экенхед, Леандр и я… <Пер. Т. Гнедич>.Пушкин знал эти строки из перевода Пишо 1820 г. Леандр, легендарный грек, переплыл пролив ночью из Абидоса в Сестос и обратно, чтобы навестить свою возлюбленную, жрицу Афродиты в Сестосе на Геллеспонте. В конце концов он утонул. Мистер Экенхед был британским офицером; Байрон совершал вместе с ним заплывы.
XXXVIII
Судьбу отвергнутых вариантов строк 13 и 14 в строфе XXXVII разделила строфа XXXVIII. Пушкин начал было одевать Онегина в свои одежды, но потом передумал.
Носил он русскую рубашку, Платок шелковый кушаком, Армяк татарский нараспашку 4 И шляпу с кровлею, как дом Подвижный — Сим убором чудным Безнравственным и безрассудным Была весьма огорчена 8 Псковская дама Дурина, А с ней Мизинчиков — Евгений Быть может толки презирал, А вероятно их не знал, 12 Но все ж своих обыкновений Не изменил в угоду им За что был ближним нестерпим.1Носил он…Во время прогулок по окрестностям Михайловского Пушкин одевался очень причудливо — это был жест самоутверждения, последний оплот личной свободы. Полиция и услужливые соседи понимали его мотивы. Местный торговец по фамилии Лапин, живший в Святых горах, записал в своем дневнике (29 мая 1825) [59] : «…и здесь имел щастие видеть Александру Сергеевича Г-на Пушкина, который некоторым образом удивил странною своею одежною, а наприм., у него была надета на голове соломенная шляпа — в ситцевой красной рубашке, опоясовши голубою ленточкою с железною в руке тростию с предлинными чор. бакинбардами, которые более походят на бороду, так же с предлинными ногтями с которыми он очищал шкорлупу в апельсинах и ел их с большим аппетитом я думаю около 1/2 дюж».
59
Л. Софийский. Город Опочка (Псков, 1912), с. 203.
Пушкин носил железную трость для тренировки и укрепления руки, памятуя о вероятной, при первой же возможности, дуэли с Федором Толстым (см. коммент. к главе Четвертой, XIX, 5). Он делал это со времен ссоры с одним молдаванином в Кишиневе 4 февр. 1822 г. — по свидетельству И. Липранди (Русский архив, [1866], с. 1424), отмечавшего, что трость весила около восемнадцати фунтов. По другому источнику [60] , вес палки, с которой Пушкин ходил в Михайловском, — восемь фунтов.
60
К. Тимофеев в «Журнале Министерства Народного Просвещения», 1859; цитируется в кн. В. Вересаева «Пушкин в жизни» (5-е изд., Москва — Ленинград, 1932), с. 185.
Журналист А. Измайлов (см. коммент. к главе Третьей, XXVII, 4) писал другу 11 сент. 1825 г. из Петербурга, что Пушкин был на ярмарке в Святых Горах 29 мая 1825 г. в окружении нищих и занимался тем, что обеими руками выдавливал сок из апельсинов. На нем была красная русская рубаха с вышитым золотом воротником.
«Большая соломенная шляпа» (согласно дневнику Вульфа) — белая, сплетенная из волокон, «корневая шляпа», из Одессы. Ее не следует путать с другим головным убором поэта — кепкой с белым козырьком.