Наглее этого человека трудно было себе представить! Человек с большими челюстями так и расхохотался ему в лицо. Это всех поразило.

— Что с вами, доктор? — спросил его кто-то.

Абнер Шэклфорд сказал ему:

— Послушай, Робинсон, разве ты ещё не слыхал, что случилось? Ведь это Гарвей Вилкс.

Король приятно улыбнулся и, протянув свою лапу, сказал:

— Так это врач и лучший друг моего бедного брата? Я…

— Прочь руки! — крикнул доктор. — Это вы-то говорите как англичанин, — вы? Более жалкой подделки я ещё никогда не слыхал. Вы — брат Питера Вилкса?! Вы плут и обманщик! Вот вы кто!

Боже, как все переполошились! Бросились к доктору, стараясь его успокоить и убедить, что он ошибается, что Гарвей достаточно доказал, что он действительно Гарвей, Как же, он знает имена всех, даже собак. Просили хоть немного пощадить братские чувства Гарвея и не оскорблять нежных чувств сироток. Но всё было напрасно. Робинсон волновался и убеждал всех, что если человек выдаёт себя за англичанина, а сам не имеет ни малейшего понятия об английской речи, то человек этот — лгун и обманщик. Бедные девушки повисли на шее у короля и горько зарыдали. Вдруг доктор обратился к ним с такими словами:

— Я был другом вашего отца, я и вам друг. В качестве друга, истинного друга, который хочет быть вам защитой и отвратить от вас все горести и невзгоды, я вам советую выгнать вон этого мошенника с его идиотскими греко-еврейскими цитатами. Это плут самого низкого разряда. Пришёл сюда с запасом имён и фактов, подобранных где-то случайно, а вы принимаете их за доказательства! И что же делают ваши друзья? Они сами помогают им обманывать вас! Мэри-Джен Вилкс, ты меня зовёшь другом, и другом бескорыстным. Позволь тебе посоветовать выгнать этого негодяя вон. Я прошу тебя, сделай это! Ну что же, согласна?

В ответ на это Мэри-Джен гордо выпрямилась — как она была хороша в эту минуту! — подала королю мешок с золотом и проговорила:

— Вот мешок с деньгами. Возьми эти шесть тысяч долларов и помести их на наше имя, где ты найдёшь более удобным. Расписки нам не надо.

Она обняла короля с одной стороны, а Сусанна и Заячья Губа с другой.

Все захлопали в ладоши и застучали ногами. Поднялась целая буря. А король между тем, гордо подняв голову, снисходительно улыбался.

— Хорошо же! — промолвил доктор. — Если так, я умываю руки. Но я всем вам говорю, что скоро настанет день, когда вы горько раскаетесь в вашем поступке и при одном воспоминании о нём вам сделается дурно.

— Ладно, ладно, доктор! — насмешливо проговорил король. — Когда нам сделается дурно, мы пошлём за вами.

Все расхохотались, находя эту шутку весьма остроумной.

Гек похищает деньги. — Похороны. — Гробовщик.

Как только все ушли, король спросил Мэри-Джен, найдутся ли у них свободные комнаты. Она ответила, что есть одна для гостей, которой может воспользоваться дядя Вильям, а дяде Гарвею она предложит свою комнату. Сама же устроится у сестёр. Кроме того, на чердаке найдётся помещение и для лакея (лакей — это я).

Мэри-Джен повела нас наверх — показать отведённые нам комнаты. Комнаты были простые, но очень уютные. Из своей спальни она хотела сейчас же убрать все свои платья и вещи, боясь, как бы они не помешали дяде Гарвею, но он ответил, что не стоит об этом беспокоиться. Платья висели на стене, задёрнутые коленкоровым пологом. В одном углу стоял кожаный чемодан, в другом футляр с гитарой. Кроме того, здесь было множество мелких вещиц, которыми девушки любят обыкновенно украшать свои комнаты.

Вечером был устроен ужин, к которому приглашено было много гостей. Я стоял за стульями короля и герцога, прислуживая им, а всем остальным гостям служили негры.

Мэри-Джен сидела в конце стола, рядом с Сусанной, и всё время ахала: «Ах, какие неудачные булочки! Ах, какое скверное варенье! Ах, как плохо зажарены куры!» Так ведь обыкновенно говорят, напрашиваясь на комплименты. А гости, понятно, уплетали всё с большим аппетитом, не переставая приговаривать:

— Ах, какие чудесные булочки!.. И где вы достали эти прекрасные пикули?

После ужина я с Заячьей Губой отправились на кухню и полакомились остатками.

Оставшись один, я начал обдумывать, как бы мне помочь бедным девушкам. Не пойти ли к доктору и рассказать ему всё про мошенников? Нет, это не годится: он может выдать меня, и тогда король и герцог покажут мне, где раки зимуют. Сказать по секрету Мэри-Джен? Нет, и это не годится. По её лицу они разом смекнут, в чём дело, и тогда они убегут вместе с деньгами — поминай как звали! Нет, есть только одно хорошее средство — это украсть у них деньги, и так ловко, чтобы негодяи даже не могли заподозрить меня. Я украду деньги и запрячу их, а когда буду далеко отсюда, то напишу Мэри-Джен, куда я спрятал её капитал. Но я должен стащить деньги возможно скорее: доктор Робинсон только кажется таким спокойным, а на деле он, вероятно, затевает недоброе, и с минуты на минуту можно ожидать, что король с герцогом улизнут.

Я отправился на поиски. Наверху было темно, но я нашёл комнату герцога и начал шарить во всех углах. Но тут же мне пришло в голову, что едва ли король доверит кому-нибудь деньги, кроме своей собственной персоны. Я пробрался к нему в комнату, но в потёмках ничего нельзя было рассмотреть, а свечу зажечь страшно. Вдруг я услышал шаги; я хотел спрятаться под кроватью, но по дороге зацепился за ту занавеску, которою были закрыты юбки Мэри-Джен, юркнул под неё и спрятался между юбками. Ничего, недурно! Мошенники вошли и заперли за собою дверь. Прежде всего герцог заглянул под кровать. Плохо пришлось бы мне, если бы я оказался там.